– Кстати, о принцах, а где вы встретили своего? Очень красивое кольцо! – Мама ткнула пальцем в строгое бриллиантовое обручальное кольцо, что лежало на Глории.

– Познакомилась в колледже.

– Да неужели? Фантастика! А чем он занимается?

Доктор Вейнер вынула палец, которым шарила у меня в промежности, и потянулась за каким-то металлическим средневековым орудием пыток, оказавшимся, как я потом поняла, зеркалом.

– Ладно, солнышко, сейчас будет немножко больно. – Она сунула в меня медицинский инструмент, а затем ответила маме: – Он театральный продюсер.

Мама встрепенулась и моментально вернулась в свое обычное состояние мамаши-дрона. Поскольку поступление в колледж можно было считать пройденным этапом, мама, одновременно продолжая уговаривать меня перейти на юридический факультет, уже начала всерьез подумывать о практике, которая обеспечит мне карьеру в области искусства. Пожалуй, это была единственная тема, способная отвлечь маму от кампании запугивания угрозами венерических заболеваний. Я была горячо благодарна доктору Вейнер за правильный выбор мужа, мне даже на секунду стало стыдно, что я заставила ее целовать лягушку с гнойным поражением гениталий.

– Надо же! Продюсер? А Кейт у нас очень талантливый сценарист. Она пишет для музыкальных театров. А еще сочиняет тексты и музыку песен! И сама их исполняет!

Доктор Вейнер, всецело поглощенная изучением моей промежности, бросила на меня быстрый взгляд:

– Да неужели?

Мама, сидевшая в кресле, нагнулась поближе к нам:

– Кейт, почему бы тебе не спеть какую-нибудь песенку из твоего мюзикла?

Если бы не зеркало в моем влагалище, я непременно соскочила бы с кресла и задушила ее голыми руками.

Доктор Вейнер повернула зеркало:

– Нет-нет, солнышко, не зажимайся. Дыши.

Похоже, все мое напряжение сконцентрировалось у меня во влагалище.

Но маму уже было не остановить. Будьте прокляты все эти мазки и зеркала!

– Брось, Кейт! Спой «Жалобу Азиатского Мальчика». Доктору Вейнер наверняка понравится, и это поможет расслабить… расслабить твои женские органы!

Для справки: мюзикл я написала еще в старших классах средней школы, посвящен он был стереотипам приема в колледж, и один из персонажей этого сатирического произведения звался Азиатским Мальчиком.

А когда я не вняла маминому призыву, она пихнула меня в плечо:

– Ну что же ты?! – И начала громко распевать арию Азиатского Мальчика «Почему не плюс?» с пугающе гротескным азиатским акцентом.

– Мама, давай не будем!

И тут за меня вступилась доктор Вейнер:

– Ладно, дамы. Может, вы споете мне чуть позже? А сейчас мне надо, чтобы Кейт дышала и попыталась расслабить мускулы.

Я в очередной раз наградила маму злобным взглядом, и она дала задний ход, оставив все-таки доктору CD с моей музыкой (у мамы, куда бы она ни шла, всегда был с собой хотя бы один экземпляр), чтобы та показала мужу. Который, естественно, так и не проявился. Ну а когда пришло мое время, я выбрала презервативы.

Когда я родилась, мама заставляла буквально всех входящих в дверь нашего дома мыть руки в дезинфицирующем растворе и надевать медицинскую маску. Мама также наняла британскую няню, которой строго-настрого запретила брать меня на руки и даже прикасаться ко мне. Как-то вечером после званого обеда, когда мама не позволила няне уложить меня спать, один из гостей нашел следующее шутливое оправдание для моей мамы:

– Эй! Если няня хочет ребенка… пусть берет и сама рожает себе гребаного ребенка!

К несчастью, мама восприняла это саркастическое замечание как руководство к действию и в течение ближайших восемнадцати лет вообще не выпускала меня из виду. И даже когда я училась в колледже, она без устали продолжала меня пасти.

И тем не менее в первый год мама вовсю помогала мне без потерь пройти по минному полю, которое представляла собой жизнь первокурсницы, и я была ей искренне благодарна. Наверное, лучший способ описать мою первую неделю в кампусе – это сказать, что я получила тестостероновый шок, и я каждый вечер звонила маме спросить совета.

Но если смотреть правде в глаза, я вполне могла встретиться с мамой за обедом в ее отеле, поскольку первые недели моего пребывания в колледже она постоянно околачивалась возле кампуса. Тем более что нам было о чем поговорить – для меня стало настоящим откровением, что некоторые мужчины явно хотели заняться со мной сексом. Что было здорово в Принстоне, так это то, что большинство из нас были сексуально незрелыми ботанами, которые в старших классах не тусовались, а упорно работали, поэтому алкоголь тек рекой и цитирование Шекспира считалось нормальным элементом флирта. И это меня вполне устраивало. «Эта леди совсем не возражает!»[16]

В школе я целовала мальчиков по ходу действия мюзиклов, пару раз играла в «Правду или расплату», но у меня никогда не было бойфренда. Чисто формально я лизалась лишь по мере необходимости в школьных спектаклях или во время игр на вечеринках.

А уже через неделю я без памяти влюбилась во второкурсника по имени Адам Рейтнер. С Адамом я случайно познакомилась в столовой, и он сказал моей подруге, что считает меня клевой. Ну да, мы полюбили друг друга. Он был саркастичным, высоким и к тому же евреем – неплохое начало для девицы вроде меня с эротическими фантазиями о Ларри Дэвиде[17]. В своих мечтах я наградила Адама огромным членом, который, однако, не причинял боли.

Я не знала, когда начнутся всякие там сексуальные дела, но мы проводили много времени вместе, и мне казалось, что все идет хорошо. Я даже похвасталась маме. Помнишь, ты еще боялась, что я умру в одиночестве? Возможно, это не мой жизненный план!

– Ты помнишь, я рассказывала тебе про того парня, Адама. Мы уже вроде как несколько недель зависаем вместе…

Перевод: мы тусим в компаниях, пьем на вечеринках и вихляемся в пьяных танцах.

– У тебя еще стоит диафрагма? Она тебе подходит? А ты заставила Адама сдать анализы на наличие заболеваний? Ты должна постараться получить ответ непосредственно от его доктора. Ты же не хочешь, чтобы какой-нибудь подлый лжец с генитальным герпесом склонил тебя к сексу и на всю оставшуюся жизнь заразил тебя этой гадостью?