— Князь киндатов. Разумеется. Здесь я бы проявил осторожность, Джеана.

— Почему? Вы его знаете?

— Мы уже много лет посылаем друг другу письма и стихи. Книги для библиотеки. Бен Аврен очень хитрый человек.

— И что с того? Разве это так плохо для главного советника эмира Рагозы?

Он покачал головой.

— Сегодня вы задаете этот вопрос не тому человеку. Просто будьте осторожны, если доберетесь туда. Запомните, что я вам сказал. — Он на мгновение замолчал, обернулся к окну. — И если вы хотите попасть хоть куда-нибудь, не говоря уже обо мне, то мы должны закончить нашу встречу. Кажется, я слышу внизу голоса. Будем надеяться, что это Хусари и Велас.

Теперь она тоже услышала звуки за окном и узнала оба голоса.

— Я уйду той же дорогой, какой пришел, сэр Исхак, с вашего позволения. — Ибн Хайран прошел мимо Джеаны и снова взял за руку ее отца. — Но у меня есть к вам личный вопрос. Уже четыре года мне не дает покоя одна вещь.

Джеана замерла. Ее отец медленно поднял лицо к ибн Хайрану.

— Скажите, если захотите ответить, когда вы принимали последнего ребенка Альмалика таким способом, вы понимали, чем рискуете?

В наступившей тишине Джеана слышала внизу, во дворе, спокойный голос матери, которая приглашала Мусу в дом, словно он был всего лишь обычным гостем, явившимся к ужину в этот вечер.

Она увидела, как ее отец кивнул головой, и из его изуродованного рта вырвался звук, словно он освободился от долгого бремени. Джеана внезапно снова почувствовала, что вот-вот расплачется.

— И вы бы сделали это снова? — спросил ибн Хайран почти мягко.

На этот раз — никакой паузы. Еще один утвердительный кивок.

— Почему? — спросил Аммар ибн Хайран, и Джеана видела, что ему действительно хочется понять.

Рот Исхака открылся и закрылся, словно пробуя слово на вкус.

— Га-и-ух, — наконец выговорил он, потом в отчаянии покачал головой.

— Я не понимаю, — сказал ибн Хайран.

— Гаа-и-ух, — снова произнес Исхак, Джеана увидела, как он положил руку на сердце, и поняла.

— Клятва Галинуса, — сказала она. Говорить было тяжело. — Клятва лекаря. Сохранить жизнь, если ее можно сохранить.

Исхак один раз кивнул, потом откинулся назад в кресле, словно обессиленный попыткой общения после столь долгого перерыва. Аммар ибн Хайран все еще держал его за руку. Теперь он отпустил ее.

— Мне необходимо время, чтобы подумать, больше времени, чем у нас есть, прежде чем я осмелюсь ответить на это, — мрачно произнес он. — Если мои звезды и ваши луны позволят, буду иметь честь снова встретиться с вами, сэр Исхак. Можно вам написать?

Исхак кивнул головой. Через несколько мгновений Аммар снова повернулся к Джеане.

— Кажется, я уже говорил, что пришел по двум причинам, — прошептал он. — Или вы забыли? — В самом деле, она забыла. Он это понял и снова улыбнулся. — Одна из них — предупредить об опасности, а другая — кое-что вам принести.

Он прошел мимо нее обратно к окну. Вскочил на подоконник, протянул руку вниз, под карниз. Не спускаясь на пол, обернулся и протянул Джеане какой-то изящный предмет.

— Ох! — воскликнула она. — Не может быть!

Конечно, это был флакон для мочи. Флакон ее отца.

— Вы действительно покинули дом ибн Мусы в спешке, — мягко произнес ибн Хайран, — и Велас с Хусари тоже. Я подумал, что вам может пригодиться этот флакон и вы воспользуетесь им лучше, чем мурвадийцы, когда явятся туда.

Джеана прикусила губу. Если бы они его нашли…

Она шагнула вперед и взяла из его руки флакон. Их пальцы соприкоснулись.

— Спасибо, — сказала она.

И замерла неподвижно, потрясенная, когда он нагнулся и поцеловал ее в губы. Аромат его духов на мгновение окутал ее. Рука Аммара легонько коснулась ее волос.

— Вознаграждение посыльному, — легкомысленно произнес он и снова отступил назад. — Рагоза — это хорошая идея. Но все же назовите ибн Мусе Вальедо, возможно, ему будет лучше у короля Рамиро.

Джеана чувствовала, что краска, выступившая на ее щеках, начинает бледнеть. Затем, вполне предсказуемо, ее охватило чувство, напоминающее гнев. Отец и мать, Велас, сэр Реццони — все, кто хорошо ее знал, — всегда предостерегали ее от излишних эмоций и уговаривали не идти на поводу у своей гордости.

Она шагнула вперед и, привстав на цыпочки, в свою очередь поцеловала Аммара ибн Хайрана. И услышала, как он ахнул от удивления. Так-то лучше: прежде он вел себя слишком уж непринужденно.

— Вознаграждение лекарю, — мило произнесла она, отступая назад. — Мы обычно берем больше, чем посыльные.

— Я все же выпаду из окна, — произнес он, но лишь через несколько секунд.

— Не надо. До земли далеко. Вы этого не сказали, но совершенно очевидно, что в Картаде вы собираетесь осуществить собственный план мести. Выпасть из окна было бы неудачным началом. — Она с удовольствием увидела, что к этому он тоже не был готов.

После новой паузы он сказал:

— Смею надеяться, что мы встретимся снова.

— Это было бы интересно, — хладнокровно ответила Джеана, хотя ее сердце билось слишком быстро. Он улыбнулся. Через несколько секунд она уже смотрела, как он спустился по неровной стене во двор, прошел под аркой и вышел за ворота, не оглянувшись.

Джеана было решила, что выиграла этот последний раунд, но улыбка, которой он ее одарил, перед тем как спуститься со стены, поубавила ей уверенности.

— Осо-ож-о, Джеа-а, осо-ож-о, — произнес отец у нее за спиной, вторя ее собственным мыслям.

Снова испугавшись многих вещей, Джеана вернулась к его креслу и опустилась перед ним на колени. Положила на них голову. И через мгновение почувствовала, как его руки начали гладить ее волосы. Этого так давно не случалось.

Так они сидели, когда Велас пришел за ней, уже собрав вещи в дорогу для них обоих. Разумеется, он самостоятельно принял решение по этому вопросу.

Некоторое время спустя после ухода Джеаны, Веласа и Хусари ибн Мусы, торговца шелком, который, как это ни поразительно, объявил себя борцом против Льва Картады, из кабинета лекаря Исхака бен Йонаннона можно было услышать странные звуки.

Его жена Элиана стояла в коридоре у закрытой двери и слушала, как ее муж, четыре долгих года хранивший гробовое молчание, тренируется, выговаривая буквы алфавита. Потом он начал сражаться с простыми словами, как ребенок, пробуя, что он может произнести, а что нет. К этому времени на улице совсем стемнело. Их дочь, их единственный ребенок, находилась где-то вне надежных стен цивилизации, там, куда почти никогда не ходили женщины, на просторах опасного мира. Элиана держала в руке высокую горящую свечу, и при ее свете посторонний наблюдатель мог бы увидеть глубокое страдание на ее все еще прекрасном лице.