9 декабря 2010 года заместитель министра регионального развития Константин Королевский, курировавший вопросы строительного комплекса, сообщил на пресс-конференции, что в муниципальных очередях на жилье стоят 23373 семьи, причем пенсионеров не только военных — МВД, противопожарной службы МЧС, органов уголовно-исполнительной системы. Однако куда более достоверный источник тогда же привел иные данные: в конце 2010 года свыше 10 лет без жилья маялось 29 713 отставных военнослужащих. Подчеркну: именно пенсионеров Минобороны. Только ведь и это тоже лукавые цифры: в них нет тех тысяч отставников, например, незаконно выкинутых с учета росчерком пера чинуш администраций, задвинутых из «военной» очереди в самый конец очередей «гражданских» (и потому проходящих уже по совершенно иной учетной графе). Нет в этих цифрах и тех, кого и вовсе не поставили ни в какую очередь, наплевав на все законы. Например, тех, кто вернулся в родные края в 1990-х после расформирования или вывода частей из Белоруссии, Прибалтики, Украины, Средней Азии, Закавказья. Которым, как правило, чиновники ласково сообщали, что они никто и звать их никак…

А 15 декабря 2011 года «отец нации» в набившем уже всем оскомину многочасовом телешоу «Разговор с Владимиром Путиным. Продолжение» поведал, с какого именно потолка он берет цифры. Оказывается, уверенность что «мы к концу 2010 года проблему закроем» базировалась на его… доверчивости: «Мне принесли цифры стоящих в очередях, нуждающихся и уволенных офицеров в стране — 70 тыс. человек. Исходя из этих потребностей было дано поручение министерствам финансов и экономики просчитать возможности бюджета и выделить на соответствующие годы вперед необходимые под этот объем жилья ресурсы, что и было сделано…». Но затем «вдруг» якобы «выяснилось, что учеты в Министерстве обороны велись из рук вон плохо, и оказалось, что на очереди не 70 тыс., а 150». Попутно всезнающий Путин признал, что то же самое было и с квартирами для ветеранов Великой Отечественной войны: сначала пообещали, потом посчитали, еще раз пообещали, денежки выделили, а потом «вдруг» узнали, что нуждающихся ветеранов войны, оказывается, в два с половиной раза больше! Исполнители, значит, подвели наивного премьера, обманули, злодеи… И что, кого-нибудь из тех, кто обманул доверие главы правительства, наказали? Как же, ждите! Но дальше-то что?

А дальше то, что почти троекратный президент обещать явно устал, и, похоже, понимая, что бесквартирные офицеры уже не его электорат, лишь вяло выдал все туже мантру: «отоварим квартирами и всех военнослужащих, которые стояли в муниципальных очередях. Мы же просто про них вспомнили…». И, вестимо, «мы эту проблему тоже закроем и сделаем это обязательно». Но, как показала практика, «отоварят» и «закроют», видимо, не раньше, чем зароют — последнего бесквартного офицера… Тем паче, сколько таковых на самом деле власть не знает и знать попросту не хочет.

В сухом остатке у нас, по сути, столь же огромное количество бесквартирных военнослужащих, как и 10 лет назад, стабильно держащееся на уровне 160–170 тысяч человек.

Но это лишь те, кто вышел в запас относительно недавно, а ведь есть еще офицеры и прапорщики, покинувшие армию сразу после распада СССР, в начале-середине 1990-х — о них в Кремле и Доме правительства стараются вообще не вспоминать. Хотя именно уволенные в те годы — едва ли не самая бесправная и обездоленная часть ветеранов военной службы.

Как уже говорилось, лишь в апреле 2010 года государство впервые сделало чистосердечное признание: оно банально кинуло тех, кто отдал десятки лет своей жизни военной службе. Явка с повинной, конечно, похвальна, а дальше-то что?

А то самое, что у майора Дручинина. С майором Сергеем Дручининым мы знакомы давно, но лишь несколько лет назад узнал, что своего жилья у него нет. Хотя из 57 лет жизни 22 года — или «календаря», как говорят в армии — отдано службе в ВВС, обитает бывший пилот в чужой квартире — у своей сестры в подмосковном Пушкино.

Итак, знакомьтесь: майор Сергей Иванович Дручинин, налет на ракетоносцах около 2 тысяч часов, 22 календарных года в строю, 38 лет выслуги в льготном исчислении. Награда Родины за беспорочную службу — уже 20 лет без жилья.

Началась эта история давно и обычно: закончив школу в Спасске-Дальнем, в 1972 году Сергей стал курсантом Тамбовского высшего военного авиационного училища летчиков (ТВВАУЛ) — это кузница летных кадров Дальней (стратегической) авиации. Особых проблем с выбором жизненного пути у него не было. Скажем, одни рвались в чекисты, насмотревшись романтики сериала «Щит и меч» или прагматично «очарованные» перспективой работенки за границей. Другим, чтобы принять решение, незачем было смотреть, например, фильм «Офицеры» с его пафосным «Есть такая профессия — Родину защищать» — все это уже было их жизнью с рождения: гарнизонные городки, отцы-офицеры. Сергей — потомственный военный: в армии служили его дед, отец, сам он родился и вырос в гарнизонах. Парень с детства знал, куда пойдет, прекрасно понимая, хотя бы по жизни и быту своего отца и его сослуживцев, что идти в Дальнюю авиацию за длинным рублем — это не по адресу, и что кроме романтики неба там будет труд, тяжкий, выматывающий и опасный. Закончив училище, лейтенант Сергей Дручинин был направлен для прохождения службы в свою любимую Дальнюю авиацию. Мечта сбылась: перед ним открылось небо всей страны, если не всей планеты. С 1976 по 1994 годы он — пилот-бомбардировщик: освоил самолет Ту-16, пилотировал дальний сверхзвуковой ракетоносец с изменяемой геометрией крыла Ту-22М, два года летал на сверхзвуковом стратегическом бомбардировщике Ту-160. Последнее место службы — Бобруйск (Могилевская область, Белоруссия), 200-й гвардейский Брестский Краснознаменный тяжелый бомбардировочный авиационный полк (ГТБАП). Последняя должность — командир ракетоносца Ту-22МЗ. В США этот «бомбер» уважительно именуют «Бэкфайр» — «Встречный огонь».

Служил Сергей в частях, несших боевое дежурство. А это значит, что пилот Дручинин в самый разгар «холодной войны» — лет этак 15 — был на самой передовой ее линии. В самом прямом смысле: не раз вылетал на боевое патрулирование с ядерным оружием на борту. Жизнь «стратега» — во всей ее красе и ужасе способен представить лишь сам «стратег»: это семь-восемь часов, а то все сутки полета по периметру границ — когда советских, когда вовсе и не советских, — с ядерным зарядом на борту. Правда, пояснил Сергей, формально экипаж не имел права знать, с каким именно «изделием» предстоит полет, крылатыми ракетами в ядерном оснащении или «обычном», окажется ли вылет учебным или это будет боевым патрулированием. Но что именно они везут на сей раз, профессионалам было несложно догадаться даже по микроскопическим нюансам.

И все это время пилот находится в непрестанном ожидании: поступит приказ произвести боевой пуск или пронесет! Бывает, рассказывал Сергей, что за иной полет теряешь несколько килограмм веса, а по нужде так и вовсе ходишь в обычное жестяное ведро — туалет системы сортир авиаконструкторы предусмотрят лишь наТу-160. И все это не лирика: командир стратегического бомбардировщика сродни командиру ядерной ракетной субмарины — в руках и того, и другого, без преувеличения, были судьбы мира. Зависевшие, помимо прочего, от профессионализма, крепости нервов, физического, психического и, пожалуй, нравственного здоровья тех, кто держал штурвалы. Таких, как он, было немного: по обе стороны линии фронта той войны «ядерных» пилотов и командиров ракетных субмарин едва наберется сотня, от силы полторы.