В начале 1925 года вновь была разрешена деятельность Национал-социалистической партии. Однако Рудольфу Гессу, оказавшемуся на свободе, приходилось заново выстраивать свою жизнь. Ему было запрещено продолжать учебу в Мюнхенском университете. В этих условиях Хаусхофер пришел на помощь своему ученику. Он решил использовать опыт Гесса, сделав его внештатным ассистентом в «Немецкой Академии». Именно в этом качестве Рудольф Гесс начал знакомство с работой по обеспечению деятельности немецких общин за пределами Германии. Позже он некоторое время будет курировать этот вопрос в имперском руководстве НСДАП. В апреле 1925 года Гесс решил оставить любую научную деятельность и стать адъютантом Гитлера, которого наиболее радикальные национал-социалисты уже провозгласили «фюрером». По воспоминаниям современников, Рудольф Гесс превратился в «тень» Гитлера, причем многие из них откровенно побаивались этой «тени», так как полагали Гесса опытным, знающим, а стало быть, опасным человеком. Сам же Хаусхофер с большим сожалением вспоминал о выборе Гесса: «Гитлер использует Рудольфа Гесса для грубой пропагандистской работы, несмотря на то что адъютант является благородной, идеалистической и аристократической натурой. Я тщетно стремился удержать его от этого. Партийная борьба становится более грубой и более язвительной. Иногда случаются самые невероятные случаи. В политику влиты деньги промышленников, в нее даже вмешиваются силы из ближайшего зарубежья. Консервативные силы объединяются со сбивчивыми ультра-революционерами. Процветает коррупция, в которой тон задает имперская столица, выпустившая поводья из рук. Приходится выбирать меньшее из зол. Однако и это сделать очень сложно. Трудно найти собственный путь, который можно было бы оправдать перед самим собой».

До настоящего времени ведутся ожесточенные споры относительно того, в какой мере идеи Карла Хаусхофера, пересказанные его учеником Рудольфом Гессом, оказали влияние на Гитлера, в частности при написании «Майн Кампф», книги, которая считается программным документом национал-социалистического движения. В ноябре 1945 года Хаусхофер заявлял, что не нашел в «Майн Кампф» ни одной строки, авторство которой можно было бы приписать ему. Более того, когда вышел первый том книги Гитлера (18 июля 1925 года), Хаусхофер решительно отказался печатать рецензию на нее в своем журнале. Подобное решение он мотивировал тем, что «Майн Кампф» не имела ничего общего с геополитикой. Однако профессор не отрицал того факта, что в 1924 году во время визитов в тюрьму к Рудольфу Гессу объяснял ему некоторые из положений геополитики. Кроме того, он передал Гессу «Политическую географию» Ратцеля и трактат фон Клаузевица «О войне». Конечно же, они могли быть использованы для написания «Майн Кампф», однако Хаусхофер придерживался мнения, что Гитлер не был в состоянии полностью постигнуть ни одну из его (Хаусхофера) идей. В частности, он указывал на то, что Гитлер предельно извратил идею о «жизненном пространстве», которая как раз в указанное время была впервые высказана Карлом Хаусхофером. В этом извращенном виде идея была положена в основу внешнеполитической доктрины национал-социалистов.

К сожалению, не сохранилось никаких записей, которые бы вел в тюрьме Ландсберг Рудольф Гесс. По этой причине до сих пор остается неизвестным, о чем он беседовал с Гитлером и какие идеи пересказывал ему. В данном случае остается только лишь полагаться на сравнительный анализ текстов Ратцеля, Хаусхофера и национал-социалистических документов (в первую очередь автором которых являлся Гитлер). Сразу же надо оговориться, что в 1941 году в предисловии к сборнику «Сила земель и судьба народов» Карл Хаусхофер отмечал, что переданный им в 1924 году томик «Политической географии» Ратцеля стал «одной из самый читаемых книг в небольшой библиотеке тюрьмы Ландсберг».

Если говорить о работе Ратцеля, то ее автор сожалел о том, что развитие такой дисциплины, как политическая география, происходило не столь же стремительно, как и географии в целом. Кроме того, он выражал обеспокоенность тем, что «политические дисциплины» в своем развитии были явно лишены географического влияния. По этой причине Ратцель планировал вывести политическую географию на принципиально новый уровень. Он полагал, что социология и история «парили в воздухе», в то время как политическая география должна была строить свою доктрину понимания государства исключительно с опорой на «землю», то есть территории. Более того, со временем политическая география должна была стать чем-то вроде части истории. Для Ратцеля государство (на всех стадиях его развития) было естественным организмом, связанным именно с территорией. А потому государство должно было рассматриваться в первую очередь с географической точки зрения. Ратцель предполагал, что действия всех великих политиков и государственных деятелей были географически детерминированными (то есть определяемыми географическими факторами). Кроме того, каждая из наций должна была обладать собственной географической миссией. Подобное призвание крылось в способности к экспансии, к колонизации новых территорий, что у Ратцеля называлось «свойственным от природы духом властителя». В той части своей работы, где Ратцель говорил о «здоровых политических инстинктах», он в первую очередь подразумевал «правильную» оценку политической властью географических оснований государственности.

Ратцель воспринимал нации в виде естественного организма, который был тесно связан с территорией. По мере развития нации происходило и развитие территории. Поэтому жизнь государства должна была характеризоваться двумя процессами: развитием вширь (расширение) и вглубь. С одной стороны, нация посредством государства должна была приобретать новые территории, с другой стороны, государство посредством нации должно было закрепляться на этих территориях. Государство и нация, подобно растениям, должны были укореняться на пространстве, пускать корни, извлекая из земли (территорий) средства для своего существования, что должно было приводить к еще большему «укоренению». По мере того как развивается государство, оно должно было предъявлять новые требования к своим территориям. Поскольку предполагалось, что запросы нации должны были возрастать, то высказывалась мысль, что государство должно было осваивать новые территории, но ни в коем случае не отказываться от имевшихся ранее земель. В этой связи государство по мере своего развития должно было претерпевать процесс территориального роста. А потому связь между государством и пространством провозглашалась исторической закономерностью.

В представлениях Ратцеля государство было своеобразным выражением отношений между живым организмом (народом) и неподвижным пространством (территорией). Различные государства должны были быть разделены идеальными границами или вовсе пустующими территориями. Нации как естественные организмы жили бы своей внутренней жизнью, которая в некоторых случаях при этом приводила бы к внешнему движению, то есть осваиванию новых территорий или утрате ранее уже имевшихся. Развитие народа Ратцель представлял с географической точки зрения, то есть как организм, который, сокращаясь или расширяясь, занимал определенные территории. Непрерывное развитие национального организма было очень редким случаем. История почти не знала примеров того, чтобы нация, свободно расширяясь, занимала неограниченные территории. Обычным процессом являлись колебания (расширение — сокращение), которые приводили к распаду и возникновению новых государств. Возникновение нового государства в большинстве случаев сопровождалось духовным и экономическим подъемом нации, что автоматически вело к стремлению освоить новые территории, укорениться на новом пространстве. В итоге Ратцель провозглашал, что территориальное расширение государства являлось проблемой переноса границ на периферийные территории. Из всего этого делался вывод о том, что различные государства могли развиваться в борьбе с соседями, причем следствием этой борьбы должно было стать приобретение или утрата некоторых территорий. Ратцель предполагал, что двигателем этого процесса являлась не столько потребность в новых пространствах, сколько способность государства контролировать эти пространства. Он выводил нечто вроде жизненного закона: небольшое государство, соседствующее с крупным государством, неизменно стремится к своеобразному «равновесию», то есть желает иметь такую же территорию, что и большой сосед. Подобные различия устранялись за счет приобретения новых земель. В качестве примера подобной тенденции приводились территориальные пропорции Австро-Венгрии, Германии, Франции, Испании (Европа), Соединенных Штатов Америки и британских владений (Северная Америка). В результате продолжительная борьба между отдельными государствами провозглашалась итогом их внутреннего развития.