На кровати лежала открытая книга обложкой вверх. Рудольф наклонился, чтобы прочесть ее название. «Чума» Альбера Камю. Да, необычное чтиво для четырнадцатилетнего мальчишки, и оно-то уж наверняка не будет способствовать избавлению от приступов меланхолии. Если чрезмерное стремление к аккуратности, порядку считать симптомом юношеского невроза, то в таком случае Билли был законченный невротик. Но Рудольф помнил, что и сам он в детстве отличался аккуратностью, и никто не считал его ненормальным.

Почему-то эта комната произвела на него гнетущее впечатление. К тому же ему не хотелось встречаться с соседом Билли по комнате, поэтому Рудольф спустился вниз и стал ждать Билли у входа в общежитие. Солнце теперь светило гораздо ярче, стайки мальчишек, сияющих, наряженных для церковной службы, заполняли всю территорию школы, и теперь это место уже не напоминало собой тюрьму. Большинство из мальчиков были очень высокими, гораздо выше, чем в их возрасте мальчики, с которыми учился Рудольф. Америка акселерирует? Все в один голос заявляли, что это очень хороший симптом. Так ли это? А как же: всегда лучше смотреть на кого-то сверху вниз, приятель.

Он издалека увидел Билли. Тот шел один, особняком от всех. Шел медленно, непринужденно, высоко подняв голову и совсем не казался мрачным и подавленным. Рудольф вдруг вспомнил, как он сам ходил в таком возрасте – распрямив плечи, не сутулясь, не шел, а скользил, чтобы казаться старше своих лет и не быть неуклюжим, как его сверстники. Он и сейчас так ходил, но уже по привычке, не задумываясь.

Подойдя к крыльцу, Билли без тени улыбки сказал:

– Привет, Руди! Спасибо, что решили навестить меня.

Они обменялись рукопожатием. У Билли была крепкая, сильная рука, отметил про себя Рудольф. Явно, что он еще ни разу не брился, но лицо у него было уже далеко не детское, да и голос изменился.

– Сегодня вечером мне нужно быть в Уитби, – сказал Рудольф, – так что я по дороге решил заглянуть к тебе, давай вместе пообедаем. Правда, я сделал небольшой крюк, но на это ушло не более двух часов.

Билли смотрел ему прямо в лицо, и Рудольф был уверен, что парень догадался, что его визит к нему отнюдь не случаен.

– Здесь поблизости есть хороший ресторанчик? Я просто умираю от голода.

– Отец меня возил на ланч в одно местечко, совсем неплохое, когда был здесь в последний раз.

– Когда это было?

– Месяц назад. Он собирался приехать ко мне на прошлой неделе, но написал, что не сможет, так как приятель, у которого он берет машину, вдруг в последнюю минуту должен был срочно уехать куда-то из города.

Может быть, подумал Рудольф, фотография Вилли Эбботта тоже стояла на его маленьком столике рядом с фотографиями Гретхен и Колина Берка, но после этого письма Билли ее убрал.

– Тебе не нужно подняться в комнату, что-нибудь там взять, может быть, нужно предупредить кого-то, что ты уезжаешь обедать с дядей?

– В комнате мне нечего делать, – сухо ответил Билли. – И я не намерен ни перед кем отчитываться.

Рудольф заметил, что мимо них шли группами, смеясь, дурачась и громко разговаривая, ребята, но ни один из них не подошел к Билли, и ни одному из них он не сказал «Привет!». Да, плохи дела. Гретхен не зря опасалась. Все может быть значительно хуже, чем она думает.

Он обнял одной рукой Билли за плечи. Никакой реакции.

– Ну, поехали, – сказал он. – Покажешь дорогу.

Они ехали по школьной территории, теперь радующей глаз, Рудольф и угрюмый мальчик рядом с ним на переднем сиденье. Они ехали мимо красивых зданий и спортивных площадок, на строительство которых было затрачено столько интеллектуального труда и финансовых средств для того, чтобы подготовить этих молодых людей к полезной счастливой жизни в будущем, и этим занимались специально отобранные, преданные своему делу люди, такие, как миссис Фервезер. Рудольф лишь удивлялся, что заставляет одних людей пытаться учить чему-то других.

– Я знаю, почему тот человек не дал свою машину отцу на прошлой неделе, – сказал Билли, принимаясь за свой бифштекс. – После ланча со мной, выезжая со стоянки, он врезался в дерево и помял крыло. Он еще до ланча выпил три мартини, а после – бутылку вина и два стакана виски.

Юность беспощадна. Хорошо, что Рудольф ничего сейчас не пьет, кроме воды.

– Может быть, у него были какие-то неприятности, – попытался заступиться за бывшего шурина Рудольф, стараясь не разрушить остатки любви между отцом и сыном.

– Да, мне тоже так кажется. У него постоянно возникают неприятности. – Билли налегал на бифштекс. Кажется, то, от чего он так страдает, никак не сказалось на его аппетите. Здесь в ресторане подавали вкусную, чисто американскую еду – бифштексы, омары, морские моллюски, ростбиф, теплые бисквиты – и разносили ее красивые официантки в скромной фирменной одежде. Большой, шумный зал, столики, застеленные скатертями в красную клетку. Тут было немало учеников из их школы. За каждым столом по пять или шесть мальчиков с родителями одного из них, который и пригласил сюда своих приятелей, воспользовавшись посещением родителей. Может быть, когда-нибудь и он, Рудольф, возьмет своего сына из школы, привезет с его друзьями в ресторан и угостит их всех отменным ланчем. Если Джин согласится выйти за него замуж, это вполне возможно лет через пятнадцать. Каким он сам будет через пятнадцать лет, какой будет она, каким будет их сын? Таким же, как Билли, замкнувшимся в себе, молчаливым меланхоликом? Или же открытым, веселым парнем, как вон те, сидящие за соседними столиками?

Будут ли в то время существовать такие же школы, в ресторанах подавать такую же вкусную еду, а отцы по пьянке врезаться в деревья? На какой риск, однако, шли эти милые женщины и чувствующие себя сейчас вполне комфортно отцы, гордо сидящие за столиками со своими сыновьями, пятнадцать лет назад, когда война только кончилась, а зловещее атомное облако еще плыло над планетой?

Может быть, сказать Джин, что я передумал?

– Ну а как кормят в школе? – спросил он просто так, чтобы нарушить затянувшееся за их столиком молчание.

– Все о’кей, – односложно ответил Билли.

– Ну а как ребята?

– Ничего. Правда, не совсем. Я не могу слышать эти их ужасные разговоры о том, какие их отцы «важные шишки», они постоянно хвастаются друг перед другом, что их папаши обедают с самим президентом, дают советы ему, как управлять страной, что они летом отдыхают непременно в Ньюпорте1, что у них чистокровные лошади и собственная конюшня, как для их сестер закатываются роскошные балы по случаю совершеннолетия, которые обходятся родителям в двадцать пять тысяч долларов.

– Ну а ты что говоришь, когда слышишь эти разговоры?

– Ничего, молчу. – Билли бросил на него враждебный взгляд. – А что я должен говорить? Что мой отец живет в обшарпанной однокомнатной квартире, что его уволили с трех работ за последние два года? Или о том, как он замечательно водит машину, особенно после обеда? – Билли говорил спокойным, ровным тоном, с поразительной, не по годам, зрелостью.