– А предки моего отца были фабричными чернорабочими в Лестере, – добавил я.

– Здесь нечего стыдиться! – подбодрил меня Крокус.

Я ответил, что и не думал стыдиться.

– Мы можем проследить наших предков до времен Великой хартии вольностей, – похвастался Крокус. – А насколько глубоко уходит история вашего рода?

Не знаю, что меня дернуло, дорогой дневник, но как только эти слова сорвались с моего языка, я тут же о них пожалел, особенно когда увидел расстроенное лицо Маргаритки. Меня оправдывает только то, что я был страшно раздражен и очень хотел выбить Майкла Крокуса из седла.

– Сагдены были йоменами,[19]они упоминаются в Книге судного дня, – проговорил я, – Моулы же, по преданию, происходят от мексиканских беженцев, спасавшихся от религиозных преследований, в Англию они прибыли обратным рейсом на «Мей-флауэре».

Крокус дернул себя за бороду и пробормотал:

– Мексиканцы! – После чего резко встал и вышел из комнаты, обронив: – Самое время дрова колоть.

Маргаритка молча проводила меня до машины.

Перед тем как я тронулся с места, она сказала:

– Это жестоко с твоей стороны. «Мейфлауэр» не совершал обратного рейса.

Просунув тонкие пальчики под стекла очков, она вытерла глаза.

Я извинился и опять услышал словно со стороны, как назначаю Маргаритке свидание.

Я катил по холмам Лестершира, размышляя о мистере Карлтон-Хейесе. Мне ничего не ведомо о его личной жизни. Изредка он упоминает Лесли, самого близкого ему человека. Но я понятия не имею, Лесли – это мужчина или женщина.

На парковку у Крысиной верфи я въехал в темноте, но белый силуэт сэра Гилгуда отчетливо виднелся в сумраке. Лебедь следил из камышовых зарослей, как я выскакиваю из машины и со всех ног несусь ко входу в старый аккумуляторный завод. По-моему, эта птица питает нездоровый интерес к моим перемещениям.

Понедельник, 18 ноября

Шел на работу по дорожке вдоль канала. Лебеди куда-то попрятались, зато повсюду мельтешили крысы. Я даже вообразил себя Дудочником из Гаммельна.

Вторник, 19 ноября

Мы наводили порядок в секции «Путешествия», и между делом я спросил мистера Карлтон-Хейеса, есть ли у него дети. Сын Мариус, ответил он, находится в закрытой психиатрической больнице, а дочь Клодия работает в Эфиопии, распределяет продукты питания от имени ЮНИСЕФ.

– Мы с Лесли очень ими гордимся, – сказал он и тихо добавил: – Обоими.

И опять я не понял: Лесли – это мать его детей или родственная душа мужского пола.

Вечером с неожиданным визитом явился Парвез. Открыв дверь, я обнаружил его на пороге – запыхавшегося и потного. От автостоянки он бежал во всю прыть, преследуемый «жутко огромным белым существом».

Наверное, это был лебедь сэр Гилгуд, предположил я.

– Лицо не юридическое, – пробормотал Парвез.

Оглядев квартиру, он похвалил мебель, а потом задал типично бухгалтерский по своей бестактности вопрос. Пришлось расколоться, что у меня есть магазинная карточка.

Парвез театрально хлопнул себя по лбу:

– Где она?

Я достал карточку из бумажника. Парвез порылся в кармане, извлек швейцарский армейский нож, раскрыл миниатюрные ножницы и разрезал карточку пополам со словами:

– Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо.

Я умолчал, что на карточке оставалось всего 89 фунтов, а мой долг универмагу «Дебнемс» составляет 9911 фунтов.

Парвез поинтересовался, собираюсь ли я на вечер выпускников школы имени Нейла Армстронга в ближайшую субботу.

Я ответил, что меня туда на аркане не затащат и что мысль о встрече с такими идиотами, как Умник Хендерсон, наполняет меня ужасом.

У меня теперь каждый пенни на счету, поэтому я написал в «Закат Лимитед» с требованием немедленно выслать чек на сумму 57,10 фунта, пригрозив судебным разбирательством. Британия, отметил я в письме, вот-вот вторгнется в Ирак на том основании, что Саддам Хусейн располагает оружием массового поражения. Какие еще доказательства и справки им нужны?

Среда, 20 ноября

Полнолуние.

После работы повел Маргаритку в ресторан «У Вонга». На ней было что-то типа гигантского детского комбинезона из розовой ворсистой шерсти.

Уэйн Вонг спросил, пойду ли я на вечер выпускников школы имени Нейла Армстронга.

Ответил, что у меня другие планы. Маргаритка улыбнулась и стиснула мне руку.

– Из Лондона приедет Пандора, – продолжал Уэйн. – Вручит медаль за многолетнюю службу нашей мисс Фоссингтон-Гор, она в этом году уходит на пенсию. И Барри Кент тоже прикатит. Он подарил школе микроавтобус.

Маргаритка оживилась:

– Не тот ли это Барри Кент, знаменитый писатель и поэт?

– В школе Адриан корешился с Барри, – сказал Уэйн.

– Всего одну неделю, – уточнил я.

– Мне так нравятся его книги, – выдохнула Маргаритка. – А его стихи я знаю наизусть! Как ты думаешь, он подпишет мне свои книжки, если ты его попросишь?

Я пробормотал, что, может, и подпишет, если мы с ним встретимся.

– Но мы ведь пойдем на этот вечер, да? – не унималась Маргаритка.

Это «мы» мне очень не понравилось. Не желаю предъявлять Маргаритку моим друзьям, особенно Пандоре.

Сказал, что в субботу вечером собираюсь поработать над своей книгой «Слава и безумие». Разумеется, я солгал. Ничто на свете не способно удержать меня от встречи с Пандорой, даже если придется общаться с ней в компании дряхлеющих одноклассников.

Отвез Маргаритку домой. Она сидела, отвернувшись к окну, хотя смотреть там было не на что. То и дело всхлипывала и сморкалась. Наконец я не выдержал и спросил, не плачет ли она.

– Я не знакома ни с кем из твоих друзей, – всхлипнула она. – Ты меня стыдишься?

– Ты же знакома с Уэйном Вонгом, – возразил я.

– Только потому, что тебе нравится китайская кухня и он дает тебе десять процентов скидки. А когда ты познакомишь меня с твоими родителями? – наседала Маргаритка.

– Тебе вредно с ними знакомиться, дорогая. Они оголтелые курильщики.

– Я прихвачу с собой ингалятор.

Я был настороже и на вопрос, когда и где мы встретимся в следующий раз, ответил весьма туманно.

Четверг, 21 ноября

Сегодня утром проснулся от страшного грохота – разбирали и грузили в машину строительные леса. Соседнее здание вот-вот оживет. По дороге на работу я прошел мимо и обнаружил вывеску над одной из дверей – «Касабланка». С виду похоже на ресторан.