Скажу вам откровенно, у меня давно уже чешутся руки.

— Вы же сами говорили, что скачала нужно начать там…

— Да, в Африке. Но может же человек иногда терягь терпение!

Он замолк на время, но тотчас же разразился веселым детским смехом:

— Нет, вы представляете себе этот скандал! И все их лица!

Жан продолжал смеяться на всю улицу, размахивая руками и гримасничая. Он нисколько не походил на того строгого джентльмена, который гулял с Флипотт по парку Монсо.

M-me Нуазье тронула его за рукав.

— Де Бизар.

Навстречу шел своей эластичной походкой знаменитый танцовщик.

— Какая приятная встреча! — вскричал он, — наши дороги скрещиваются, мадам, в самых неожиданных местах. Я фланирую, отдыхаю перед вечером у m-me Мопа. Вы, конечно, не измените вашего решения? Ваше обещание привести с собой настоящего араба привело m-me Мопа в дикий восторг. Вы знаете ее эксцентричность. Итак, до вечера.

Он приподнял шляпу и поплыл дальше, оставляя за собой благоухающий след.

— Мы не опоздаем? — спросила озабоченно Жанина.

— Нет. Если нанять фиакр, то через десять минут он нас доставит на место.

Жан не ошибся, через десять минут они спускались в низкий кабачок у вокзала Монпарнас. Все столики были заняты обедающими. Густой дым клубился под закопченным потолком. Два инвалида у окна играли в шахматы. Никто не обратил внимания на вновь прибывших. Они остановились, стараясь разглядеть свободное местечко.

Внезапно Жанина схватила Жана за руку.

— Вот он, — произнесла она шепотом, глазами указывая на дальний столик, за которым храпел папа Леру. Рядом с ним, сгорбившись, барабаня пальцами по стакану, сидел человек в драповом, поношенном, мышиного цвета пальто.

ГЛАВА ПЯТАЯ — ОБОЛЬЩЕНИЕ САЛАМБО

Де Бизар в костюме берберийского танцовщика превзошел самого себя. Его фокстрот под аккомпанемент тамтамов, рейт и генибри[14] принял характер оргийной пляски. Голая партнерша под бронзовым гримом, с тяжелым золотым головным убором в виде летящей птицы, изнеможенная распростерлась у его ног. Возбужденные зрители облизывали пересохшие губы.

В дальних, затененных углах, полулежа на коврах и подушках, расположилось несколько пар, предпочитавших уединение. Мускулистые голые негры с красной перевязью на бедрах разносили шампанское. Жирные биржевики в просторных халатах, из-под которых выглядывали тугие пластроны крахмальных сорочек, скалили зубы на пышные плечи и бюсты таинственных незнакомок, скрывших лица под черными полумасками.

Дамы чувствовали себя совершенно свободно. Ничто не могло их скомпрометировать под охраной маски. Их Карфаген не мог быть разрушен.

Ванбиккер сидел рядом с Лагишем. Миллионер долго пожимал руки министру.

— Мой молодой друг, — говорил он вкрадчиво, — вы не поверите, как я был обрадован вашей победой. Не скрою, что, будучи вашим политическим противником, я все же неизменно восторгался вами. Такой блестящий талант…

Ванбиккер не договаривал. Лагиш с достоинством склонял голову.

— Правда, мои интересы в Марокко, — продолжал миллионер, — очень связаны…

М-me Мопа, ослепляя великолепием одежд царицы Саламбо, прервала их беседу.

— Вы мне позволите на минуту похитить у вас нашего дорогого триумфатора?

И, опершись на руку Лагиша, она повлекла его за собою.

— У меня к вам маленькая, маленькая просьба. Вы не откажете?

— Смею ли я…

— Ну, конечно, вы мой друг и не оставите меня в тяжелую минуту.

— Тяжелую минуту?

— Увы!

Ее глаза расширились, полные надежды.

— Да, я не могу скрыть этого от вас.

Ее слова долетали до него едва слышно. Треск джазбанда заглушал их. Лагишу приходилось нагибаться, почти касаясь губами ее волос.

— Но в чем же дело, мадам?

Они остановились в узком проходе, едва освещенном голубоватым светом, проникающим из соседней комнаты, в которой m-me Мопа сегодня утром принимала Дюкане.

Эрнестина умоляюще схватила Лагиша за обе руки. Они стояли, прижавшись друг к другу — так тесен был проход.

В душной полумгле министр видел только блеск глаз миниатюрной Саламбо. Нечаянным движением руки он коснулся ее обнаженной талии — теплой полоски надушенного тела между блестящим корсажем и шелковыми шароварами.

Лагиш пробормотал взволнованно:

— Но в чем же, в чем же дело, царевна?

В ответ она заговорила быстро-быстро, придушенным голосом, дыша ему в лицо, закинув вверх маленькую головку:

— Я не знаю, может быть, это и не так опасно. Но ведь я одинокая женщина, у которой на руках такое большое, ответственное дело… Это очень трудно, уверяю вас. А сейчас меня перепугали до смерти. Мне сказали, что я могу лишиться через пять дней всего своего состояния.

— Через пять дней? — переспросил Лагиш, все больше теряясь от близости этой маленькой женщины с обнаженной талией.

— Да — через пять дней, именно тогда, когда вы объявите свою декларацию.

— Но почему?..

— Ах, я плохо разбираюсь в этих вещах, но мне объясняли, что после окончательного провозглашения автономии колоний…

— Колоний?

Лагиш уже держал ее за талию. Он все крепче сжимал теплое живое тело, под которым чувствовалась пульсация крови, равномерное движение дыханья.

— Ну да… Как мне объяснили, все капиталы нашей конторы вложены в акции колониальных предприятий. Понимаете, все — до единого.

— Ну?

Лагиш все не понимал, у Лагиша звенело в ушах. Он почти приподнимал в своих объятиях маленькую женщину — еще мгновенье, и они упадут оба на ковер под треск и гуд джазбанда.

— Бог мой, что с вами?! нас могут увидеть, нет, нет, только не здесь, умоляю вас…

Она вырвалась, поблескивая в полутьме глазами.

— Сумасшедший!

— Но, Колибри…

— Тише. Вы должны быть паинькой. Одну минуту внимания, слышите? Вы можете меня спасти. Да, да, только вы один.

— Но, Колибри…

Она снова отвела его руки.

— Бешеный. Он не хочет уняться. Но поймите — ведь и ваши сбережения могут тоже погибнуть.

— Мои сбережения?..

— Конечно! Противный, он ничего не слышал, что я ему говорила. Все деньги ушли на покупку акций — понимаете? Каких-то акций колониальных железных дорог. Мне это посоветовал Ванбиккер.

Он постепенно трезвел. Легкий испуг приподнял его брови, зрачки потухли. Неужели разорение? Нет, нужно внимательно выслушать эту женщину, а потом…

— Объясните мне все подробно, — сказал он деловым тоном.

— Ну, вот видите. Это очень серьезно, я чувствовала, милый…

Она снова прижалась к нему, стала на цыпочки, коснулась губами его подбородка.

— Вы теперь не откажете… Дело в том, что я сама не сумею все объяснить толком. Идем, — за меня это сделает другой, мой старый друг, мой поверенный, очень умный человек и скромный… m-r Панлевес…

— Панлевес?

— Да, да, бывший секретарь Дюкане…

— Но мне не хотелось бы…

— О, не