— это совсем не жалость… это брезгливость. Словно я голой рукой раздавила большое гадкое насекомое. Словно я в чем-то испачкалась и теперь уже не смогу отмыться. Это не значит, что отныне я намерена провести остаток жизни за вышиванием. Если мне снова потребуется убивать, защищая себя или других, я буду убивать без колебаний. Но в первый раз… это неприятно. И еще… вы понимаете, я привыкла воспринимать Роллендаль как свой дом. Где все меня знают… и неплохо ко мне относятся. Конечно, я знала, что здесь есть кварталы с сомнительной репутацией, что встречаются воры и грабители, что бывают убийства. Но… это было теоретическое знание. А теперь я чувствую себя так, словно мой город меня предал. Да еще всякие идиоты повторяют дурацкие сплетни… Что ж вы не задаете второй вопрос, принц? — Элина вновь с вызовом уставилась на Артена. — Неужели вам не интересно, с кем это я гуляла ночью по улицам?

— Не вижу смысла задавать вопрос во второй раз, — спокойно сказал принц. — Вы ведь отвечали на него стражникам. И граф Айзендорг говорит то же самое.

— Я солгала, — отрезала Элина. — И мой отец тоже солгал, чтобы выгородить меня. Этот человек не был незнакомцем. Его имя известно даже вам. Хотите, чтобы я назвала его? Ну? Хотите?

— Как вам будет угодно, кузина, — пожал плечами Артен.

— Редрих Урмаранд.

Элина ждала, что это имя произведет эффект удара молнии, но принц лишь усмехнулся.

— Так вы говорите, ваш отец знает об этом?

— Я никогда не лгу своему отцу.

— В таком случае, раз с этим может примириться граф Айзендорг, почему это должно волновать меня? Меня вообще мало заботят все эти внутритарвилонские счеты. Да, наверное, отец Редриха был плохим правителем, а мой троюродный дядя Анрих — хороший король, во всяком случае, не худший. А граф Айзендорг вообще благороднейший человек. Но это не значит, что в роду Урмарандов никогда не было достойных людей, а в роду Кандерлиндов — негодяев. И не значит, что не будет впредь. Может быть, через сотню лет в Тарвилоне сбросят тирана Кандерлинда, чтобы возвести на трон благородного Урмаранда. Через 300 лет наши потомки, изучая историю, вообще не увидят разницы между этими двумя династиями, воспринимая их противостояние исключительно как борьбу за власть, каковой оно и является на самом деле, а не как борьбу добра со злом, как это пытаются представить сейчас. Можно испытывать враждебность к конкретной личности за конкретные дела, но к роду в целом — это просто глупо.

— Спасибо, кузен. Наконец-то я слышу разумные слова. Но знаете, что меня еще смущает? Вы ведь понимаете, почему мне пришлось врать — не все же рассуждают, как вы. Но… получилось так, что я выставила себя в более героическом свете, чем на самом деле. Будто бы я бескорыстно пришла на помощь незнакомцу. А ведь, на самом деле, это не была даже бескорыстная помощь знакомому — это была плата за услугу. Я вызвалась проводить его, если он обучит меня боевому приему. Правда, если бы я действительно увидела, как бандиты нападают на незнакомого человека, я бы встала на его защиту… но ведь «если бы» и на самом деле — большая разница?

— Стало быть, именно за этим вы и встречались с Редрихом? Чтобы взять у него урок фехтования?

— А вы могли подумать что-нибудь иное?

— Кузина, — серьезно сказал Артен, — я слишком уважаю вас, чтобы подозревать в чем-то недостойном.

Элина, не найдя что сказать, ответила ему полным благодарности взглядом.

— Что же касается ваших сомнений… — продолжал принц, — достаточно того, что вы поступили здраво. Разумеется, когда давали показания, а не когда отправлялись за этим уроком — это-то как раз было верхом безрассудства. Впрочем, граф Айзендорг наверняка уже высказал вам все по поводу этой авантюры, так что не буду брать на себя труд повторяться. (Элина улыбнулась. ) И вообще, в нынешних обстоятельствах встать на защиту Урмаранда — это большее геройство, чем просто заступиться за незнакомца.

— Но ведь я сделала это тайно…

— Перед этим, на турнире, вы сделали это открыто.

Хорошее настроение постепенно возвращалось к Элине. Она знала, что Артен не стал бы говорить утешающие слова только для того, чтобы сделать ей приятное — не такой он был человек. Если он так говорил, значит, он действительно так думал.

— Скажите, принц, — решила она поделиться последним сомнением, — а вам теперь не… неприятно общаться со мной, зная, что я совсем недавно убила человека? Неважно, что заслуженно… сам факт?

— Ну, это довольно необычно, учитывая ваш пол… — знаю, что вы ненавидите упоминания об этом, уж извините — но, зная ваш воинственный нрав, я предполагал, что это когда-нибудь случится. В конце концов, такое иногда происходит даже на турнирах — а случайно убить невиновного куда хуже, чем сознательно прикончить бандита. Нет, мое отношение к вам ничуть не поменялось. Не забивайте себе голову глупостями.

— Спасибо вам, — сказала Элина с облегчением. — Как хорошо, что вы пришли! Мне надо было кому-то все это высказать. Признаюсь вам, перед своим отцом я боюсь показаться недостаточно сильной. Он — прославленный герой, и я хочу быть во всем достойной его. А с вами я могу говорить на равных, как с другом. И, знаете, я теперь поняла, что со мной произошло. Просто этой ночью кончилось мое детство.

Два дня спустя разговоры о ночном происшествии с дочерью графа Айзендорга начали стихать. О молодом герцоге Урмаранде тем более не вспоминали: сразу после турнира он исчез, и никто не знал, куда; полагали, что он поспешил бежать из Роллендаля и Тарвилона, к вящему разочарованию многих самозванных мстителей. Его победа на Больщом Турнире — да еще на глазах иностранных гостей — воспринималась как конфуз, о котором лучше поскорее забыть. Теперь горожан волновали просочившиеся из дворца слухи о скором отъезде тургунайского посольства; хотя ряд купцов и заключили уже вожделенные сделки, многие роллендальцы — в том числе и те, что не имели коммерческих интересов, а всего лишь надеялись на пышные праздненства в столице — пока что чувствовали себя разочарованными и гадали, не исправится ли ситуация в последние дни. Как вдруг новое чрезвычайное происшествие заставило горожан вспомнить о недавнем ночном инциденте.

Дело было днем. Принц Артен вышел из здания тирлондского посольства и пошел по направлению к дворцу. Он мог бы пролить свет на многие интересовавшие горожан вопросы — если бы, конечно, не понимал необходимости хранить тайну. Его участие в тургунайской экспедиции из призрачной возможности становилось все более реальной перспективой, и, хотя само это обстоятельство наполняло его радостным волнением, принц с неудовольствием чувствовал, как его все более затягивают жернова большой политики. В его отношениях с августейшими родственниками наметился холодок, и впору было ожидать, что не сегодня-завтра ему начнут намекать, не слишком ли он загостился. Впрочем, знай они все подробности, они бы, напротив, постарались удержать принца подольше.

Погруженный в эти мысли, Артен не сразу заметил графа Айзендорга, который, должно быть, только что покинул дворец и шел навстречу. Принц, знавший, что его пребывание в Роллендале подходит к концу и другой возможности может не представиться, решил кое о чем распросить знаменитого героя.