В какой-то момент я почувствовал странный, неприятный запах – Томилин предупредил, что это признак перегрева ствола. Также я обратил внимание, что вдруг резко упала точность боя, но просто не мог прекратить стрелять. В итоге из-за перегрева произошел перекос патрона; ох и осуждающим же взглядом посмотрел на меня второй номер! Но дело было сделано: фрицы начали откатываться.

Когда закончился бой, я обессиленно приложился к фляжке. Теплая, отдающая чем-то металлическим вода показалась настоящим нектаром, и я не мог остановиться, пока не вылакал половину сосуда, после чего щедро полил себе лицо и макушку. Об экономии думать не хотелось – в голове же неверяще и восторженно билось: я жив! жив!

А потом мы услышали шум мотора чего-то крупного – вначале издалека, а потом все ближе и громче становился этот звук, и оттого страшнее. Наконец, я разглядел вдалеке приближающийся с тыла к фрицевским позициям танк. На секунду я даже обрадовался: как же, может быть, это наш? Но после понял: нет, не наш.

А еще понял, что с танком фрицы нас размажут до конца дня.

Вновь стало страшно и горько. Немного оклемавшийся старший лейтенант, выйдя на поверхность, только злобно, забористо выругался – танк медленно так, неспешно приближается к дотам. За ним держатся две или три группы фрицев, среди которых снайпер заметил даже огнеметчиков. Пока, правда, немецкий штурмовой отряд приближается к самому крупному укреплению на правом фланге, а ведь там находится командир роты гарнизона. Эх, если бы орудия дотов можно было развернуть к танку…

Кажется, я сказал это вслух – потому как возившийся с пулеметом недовольный Томилин (который, кстати, действительно хорошо знает матчасть и, возможно, все же сумеет починить «дегтярева») глухо ответил:

– Если подойдет поближе, то фланкирующим огнем доты могут гадину достать. У нас на вооружении сорокапятимиллиметровое орудие противотанковое, оно на пятьсот метров до сорока миллиметров брони взять может. А казематная пушка – у нее калибр семьдесят шесть и два миллиметра, она и больше пятидесяти пробивает. Но только немец не дурак, подходить не будет. Встанет как раз за полкилометра и будет снаряды в бронезаслонки вгонять один к одному – у них, говорят, оптика качественная, цейсовская. А пока дот молчит под обстрелом, штурмовики его и выжгут. Наши вон, везде уже отступили…

– Да как тут не отступишь, если потери?! Да у нас отделение погибло, прикрывая дот!

Немного успокоившись после вспышки эмоций, я спросил уже мягче, но с поддевкой:

– Что за танк-то? Или не все знаешь, умник?

Евгений немного стушевался, пытаясь разобрать медленно двигающуюся вперед машину, потом плюнул на это дело:

– Танк как танк, пушка, гусеницы…

Я согласно кивнул – танк как танк, хотя башня у него какая-то странная… И вдруг в голове будто бы само собой всплыло:

Штурмовое орудие вермахта StuG III Ausf. A. Лобовое бронирование 50 мм, вооружение – короткоствольная 75-мм пушка. Состоит в штате моторизованных и пехотных дивизий вермахта как мобильное средство уничтожения пулеметных гнезд и полковой артиллерии, способное наступать в боевых порядках пехоты. Отличие от танка – отсутствие дорогостоящей вращающейся башни. В годы Великой Отечественной войны самоходка зарекомендовала себя в качестве эффективного истребителя танков, обладает мощным бронированием и удачными малыми габаритами, удобными для засад.

Что-о-о-о?! У меня вновь открылось послезнание, игра заработала?!

23 июня 1941 года. Декретное время: 12 часов утра. 8-й опорный узел обороны 62-го Брестского укрепрайона

Интерфейс!

Чудо! Интерфейс оказывается перед моими глазами… Быстрее!

Выход!

Ошибка… Отказано по уровню доступа.

Да что за хрень?!

Выход!!!

Ошибка… Отказано по уровню доступа.

Так, ладно, не паримся… Это ничего страшного, раз игровое сопровождение подает признаки жизни, значит, в будущем оно сможет восстановиться до своего нормально рабочего состояния. Наудачу пробую команду «сохранить».

Ошибка… Отказано по уровню доступа.

Твою ж дивизию!

Но ведь хоть что-то же должно работать?!

Настройки!

Так, вроде не выдает никаких сбоев! Заработала?!

Нет, не заработала. Интерфейс задрожал, а буквально секунду спустя и вовсе пропал. На повторную попытку что-либо вызвать игра не отзывается, уродина…

– Ром, ты чего? С тобой все в порядке?

Ко мне довольно встревоженно обращается второй номер, и я тут же на него срываюсь, не удержав в себе накопившееся раздражение:

– За пулеметом смотри, мастер-ломастер! Чтобы через минуту был готов к бою!!!

Женька дергается от моего крика, как от пощечины. Глаза его наливаются яростью, и, кажется, парня сейчас прорвет – довольно справедливо, кстати – до перегрева «дегтярев» довел именно я. Однако Томилин сдержался – и только что готовый встретить в штыки его пусть и справедливый, но наезд, я тут же сдуваюсь.

– Прости… Накатило просто.

Взгляд товарища яснеет, хотя обида, конечно, не уходит полностью. Но слово, как говорится, не воробей…

Между тем «штуга» подкатывается к командирскому доту метров на триста – все равно ведь вне зоны стрельбы орудийных казематов. И снять с них пушки, увы, невозможно… Грохот выстрела самоходки подобен удару грома, а от бетона советского укрепления поднимается белое облако взвеси. Интересно, сколько попаданий выдержат стальные створки амбразур?

Впрочем, фрицы не дожидаются, пока «штуга» их пробьет – под прикрытием огня боевой машины к доту бегом устремляется группа фрицев.

Неожиданно сзади сухо щелкает одинокий выстрел «светки», а на спине одного из фрицев ярко вспыхивает пламя, задев и бегущего рядом солдата. Даже до нас доносится отголосок рева объятых химическим огнем людей…

– Молоток, Гриня!

Александр, вставший рядом, лишь победно улыбается, зато восторженно кричит старлей, вернувшийся из дота вместе со снайпером. Однако их ликование словно ножом обрывает, когда «штуга» вдруг разворачивается в нашу сторону. Спустя секунду взревел мотор самоходки, и, довернувшись так, чтобы следовать параллельно линии укреплений, штурмовое орудие начинает неспешно катить вперед. При этом фрицы отступают к бронированной машине и прячутся за ее правым бортом таким образом, чтобы «штуга» закрыла их от нашего огня во время движения.

– Боец, достань ствол, аккуратно постучи по нему в месте, где застряла гильза, и выбивай шомполом. Если успеешь смазать – смажь, но чтоб к началу атаки пулемет был исправен!

Совсем недавно едва ли не умирающий Михайлов приободрился, точнее сказать, разозлился, и злость ему явно помогла. В голосе командира слышится рокочущий гнев, не терпящий задержек или возражений, потому о том, что цинк мы весь опустошили, я уже молчу. Вместо этого, хлопнув Женьку по плечу, тихо говорю, как только командир от нас отступил: