Ах, ну я, конечно, не сравниваю, но иногда так остро вдруг понимаешь, что вне зависимости от времен и масштаба личности чувства не изменяются – любовь, разочарование, отчаяние. Мы сплевываем ту же горечь, что сводила рот людям три века назад, и та же нежность расплавляет кости и растворяет мысли нынешней девочке, как и какой-нибудь восьмисотлетней давности даме, влюбленной в менестреля. Трубадура. Трувера. Миннезингера, наконец.

Можно ли считать счастливой жизнь, если каждые полгода приходится напоминать себе: «Забыть значит начать быть»?

Только такую и можно.

Но не скука меня доконала, другое: он рассказывает о нас. Люди добрые, он же еще хвастает! Через третьи руки узнаю свежую сплетню, что я, оказывается, вернулась к нему.

А потом он позвонил.

После телефонного разговора со мной случилось нечто похожее на обморок (насколько вообще способна на обмороки моя здоровая натура) – я доползла до кровати и мгновенно заснула на три часа.

Он сказал мне следующее: «Я понял, что любовь – любовью, а бизнес – бизнесом, и не нужно заниматься с тем, кого любишь. Поэтому давай поработаем вместе. Будешь моим продюсером». Услышав мое глубокое молчание: «Я такой циничный, да?» Нет, просто дурак. Нашел способ уговорить женщину – «я тебя не люблю, и поэтому». Но это я только подумала.

Проснулась с противной температурой 37,3° и в ярости.

Стала обдумывать месть. Наверное, скажу ему речь.

«Я все думаю, на что бы тебя приспособить.

Для романтических отношений не годишься – ты меня не любишь.

Для секса не подошел, слишком уж болтлив.

В творческом плане – тоже, мне перестали нравиться твои работы.

В вопросах бизнеса я бы сказала, что ты ноль, но ведь есть еще и отрицательные числа.

Остается вариант эскорт-услуг – мне полезно познакомиться с разными людьми, а ты все еще красив, мы могли бы вместе выходить в свет.

Но до Нового года я работаю как лошадь (у меня, видишь ли, появились постоянные заказы в журналах), а потом истечет срок, отпущенный тебе на перемены. От тебя и так осталась половина, а к середине зимы, полагаю, ты совсем распадешься.

И почему это ты пытаешься использовать именно меня для организации своих дурацких дел? Тебе прекрасно удается работа с посредственностями, путем несложных манипуляций и простеньких сексуальных практик ты умудряешься добиться вполне адекватных результатов. Так поручи это своей девушке! Зачем пытаться подмять столь ненадежное «творческое» существо, как я, с кучей принципов и разноцветных фобий, и приставить его к продюсерской деятельности? Это короли назначали художника или поэта главным постельничим, а ты всего лишь мальчик с окраины, таланты на побегушках тебе не по карману.

О твоей бестактности можно слагать легенды. Ну перепихнулись мы однажды по старой памяти, зачем рассказывать об этом всей округе? Этот факт не делает чести ни мне, ни тебе. Зачем? Да еще человеку, который не преминул донести информацию до меня.

А эта последняя фраза из телефонного разговора вообще вне конкуренции».

И так далее.

Примерно такую речь я произносила мысленно, пытаясь заснуть, но до трех часов ночи меня буквально подбрасывало от злости.

И вот я отправилась мстить. Нарядилась в его любимое черное платье, повторила текст (не забыть сказать гадость про 1) девушку; 2) лучшего друга; 3) картинки; 4) его прическу и т. д.) и пошла.

Ну что я могу сказать: он открыл мне дверь – нервный, тощий, с грязным хвостом.

У него сгорел процессор.

Он ничего не понимает в HТМL кодах.

Он ест одну картошку, потому что нет денег на мясо.

Он лежит на животе поперек дивана, смотрит на меня снизу вверх и улыбается.

Я глажу его по руке и говорю: «Ты хороший мальчик, но я недостаточно зрелая личность, чтобы сотрудничать».

Ох, детка, прости меня. Прости меня, с моими иллюзиями. Прости, что я повесила все свои корзины на твои нежные яйца. Прости, что я завысила планку – уровень честности, качества работы, остроты переживаний, – это все оказалось немного слишком для тебя. Прости, что величала живого человека ангелом, – это работа для мертвых. Прости, что ждала от тебя спасения. Прости, детка.

Мне нравятся в «Монти Пайтон» вопли могильщика: «Выносите ваших мертвецов!» Выносите их вовремя, не держите в доме. Я и сама время от времени бросаюсь заполошно пересчитывать могилы вокруг себя – и внутри себя – помню? помню, помню. Но я хотя бы удерживаюсь, чтобы не выкапывать их, как Карлсон персиковую косточку – ну как она там?

Очень стильно было пойти на кладбище после захода солнца. Перепугала, правда, припозднившихся скорбцов – шутка ли, встретить в темноте даму в белом с красными розами.

Я не мерзну около могилы, даже в самый жестокий мороз. Раньше думала, что это дерево защищает от ветра, но его спилили весной, а внутри ограды все равно чуть теплее, чем на дорожках. Смею надеяться, что это ему компенсация за «холодную» смерть. Впрочем, в этот раз я не стала часами «кудри наклонять и плакать», мы, что называется, нормально пообщались. В конце концов, у человека день рождения.

Его папа донашивает за ним белый свитер (или такой же, неотличимый).

Х всем сердцем любил провокацию, считал своим долгом вышибать людей из колеи всеми возможными способами – легкими наркотиками, публичными выступлениями, странными танцами, словом, он заставлял человека сделать то, чего тот не делал прежде. Шокировал, выбивал эмоции. И он считал, что родители хронически не способны понять его начинания.

Но вот мама рассказывает, что не хотела стирать его голос с автоответчика и очень переживала, когда запись исчезла самостоятельно через год после его смерти. Вдумайтесь на минутку – ровно год люди, звонившие им, слышали по телефону чуть раздраженный голос мертвого (родственника, друга, любовника): «Здравствуйте...»

Он бы, наверное, развеселился, узнав, насколько он сын своих родителей.

Почти год прошел, душа моя.

За это время ты провел меня по стандартному лабиринту развлечений в детском парке: у входа – «как никогда в жизни», а у выхода – равнодушие. Мы шли по стрелочкам, минуя нежность, благоговение, печаль, ревность, «пошел на хрен» и отвращение. Иногда делали круги, возвращались к страсти и надежде, иногда заглядывали в совсем уж темные комнаты, вроде ненависти и мести. Я входила, когда на улице была весна, а выхожу в начале января. Голова слегка кружится, очень хочется опуститься на снег и закрыть глаза. После множества слов, адресованных тебе (сказанных, написанных, нашептанных, подуманных), всех разноцветных слов, которые объединяет только одно, – то, что они не получили ответа, после этого остается самое простое: благодарность. Потому что исключительно из-за тебя додумалась до очередной своей теории любви, с которой буду носиться до тех пор, пока не появится кто-нибудь новый. Пока же я читаю у суфиев приблизительно то, о чем думала год назад: