— Да на кой мне твой анти… анти…

— Антисептик. А если приходить не будешь — сгниют твои пальцы да отвалятся!

Аврора рот от удивления открыла и на руку свою уставилась:

— Что, взаправду отвалятся?

— Взаправду, — вздохнул Радомир и присел на один из стульев, что в кабинете его стояли.

— Да что ж за хворь эта такая, коли от нее пальцы отвалится могут?

— Аллергия это. Оружие свое химикатами натираешь?

— Ото ж!

— Вот и заработала хворь свою.

Аврора баночку, что Радомир ей дал, в карман спрятала и к двери направилась:

— Спасибо, — вздохнула она, покидая его кабинет.

— Аврора?

— Чего еще? — обернулась она.

— Задница у тебя красивая. Ты в следующий раз штаны на размер поменьше надень, чтобы я мог налюбоваться ею вдоволь.

Аврора изогнулась и на зад свой с невинным видом уставилась.

— А! — засмеялась она и махнула рукой, — ты про штаны мои новые? Так Прохор сказал, что размер-то мне в самый раз!

— Иди с глаз моих долой, дура набитая… — прошипел Радомир и ногу на ногу закинул, отворачиваясь.

Она хмыкнула и вышла в коридор, дверь заперев за собой.

— Что б глаза у тебя из орбит повылазили, — прошипела себе под нос Аврора и направилась в палату к госпоже своей.

***

Радомир сидел неподвижно в течение нескольких минут. Черт бы побрал все эти наряды! Вечно он то на зад, то на грудь дуры этой пялится. А сейчас от духов ее и вовсе повело. Черт, так и штаны лопнут… И будь в ней хоть капля интеллекта? Так нет же: тупая как пробка. Он же дурь в людях терпеть не может, отчего же из-за взглядов на эту девицу ему стало ходить тяжело? Да… Плохо дело… Если Терру на самом деле отравили, все очень плохо. Это же надо! Пальцы Аврора себе пожгла! Не получи Аврора ожогов, так бы и осталось все незамеченным. Не свари кухарка для госпожи своей кашу на молоке — схоронили бы они Терру неделю назад и дело с концом… Если то был мышьяк, значит следы его должны в моче обнаружиться. Нужно мочу ее собрать и к Пологею сходить: пусть попробует реакцию какую поставить, чтобы определить, есть в моче Терры мышьяк или нет его там. Да и у Авроры не мешало бы мочу собрать…

Радомир встал со стула и, поправив штаны, вышел в коридор.

— Франя! Франя!!!

— Здесь я, Радомир, — пробухтела старая и вышла в коридор из дальней палаты.

— Иди сюда! Дело к тебе есть!

Радомир вернулся в свой кабинет и подождал, пока старая к нему доплетется.

— Чего надобно тебе, что ты так орешь?

Радомир нашел в шкафу две чистые баночки от порошков своих и протянул их Фране:

— Вот держи! Попроси в одну из них сходить Аврору, а в другую — слей мочу с судна Терры. Подпишешь, где чья моча и сразу же мне принесешь.

— Как скажешь, — пожала плечами старуха. — Только ты с Авророй сам говори на счет сборов мочи с нее. Эта дурочка не так понять может, а ты знаешь: Аврору лучше не злить.

— Не знаю, — покачал головой Радомир. — Она что — психованная?

— А от дураков никогда не знаешь, чего ждать, — ответила Франя. — Раньше все издевалися над нею, а потом, когда она в отряд добровольцев за стену идти записалась, отец ее к Савелию нашему пошел да в ноги кинулся: тот пожалел мужика и девку в охрану свою пристроил. С тех пор никто ей слова поперек сказать не может: она чуть что, сразу кулаками махать начинает.

— А я и не знал, что она в добровольцы податься хотела.

— Так куда ей еще идти было, если дуру на работу брать никто не хотел?

— А когда она себе голову наголо выбрила да уши свои истерзала?

Франя рассмеялась.

— Ты что ж это, один из Птаховых, а истории Авроры-дуры не знаешь?

— Не знаю.

— Когда в отряд ее взяли было ей всего семнадцать. Конечно ж, мужики там стали руки свои распускать. Однажды двое перебрали да в комнату к ней ввалились. Она на смерть стояла и в бойне той ей волосы с головы повыдирали. После того случая побрила она голову да уши проколола.

— Так они что, Франя, надругались над ней? — не понял Радомир.

— А кто ж его знает, — пожала плечами Франя. — Ко мне на бабий смотр она идти отказалась. А остальным велели помалкивать.

— Странно, что я не знал всего этого.

— Странный интерес у тебя к этой Авроре проснулся, — покачала головой Франя. — Не к добру это, Радомир.

— Это мысли у тебя странные, Франя, а не интерес у меня.

— Держись подальше от этой дуры, Радомир. Жена твоя три года как померла, а ты все никак жизнь новую начать не можешь. Семья тебе нужна, чтобы по дому детишки бегали. А ты в больнице этой дни напролет проводишь и света белого не видишь. Аврора девка, может, и видная по меркам вашим мужицким, да только в жены она никому не годится. Только если дурню, такому же, как сама.

— А скольких детей Божьих старше двадцати пяти лет ты знаешь в общине нашей? — спросил Радомир.

Франя задумалась и пожала плечами:

— Да только Аврору и знаю. Других, обычно, на черновую работу на рудниках берут. А там они быстро конец свой находят.

— Так Авроре ж двадцать три, — засмеялся Радомир. — Время еще есть.

— Каких двадцать три! — махнула рукой Франя. — Поди в году этом ей ужо двадцать восемь стукнет! Она ж на три годка тебя моложе!

— Двадцать восемь? — не поверил своим ушам Радомир. — А выглядит моложе…

— Если бы ты в школу со всеми детьми ходил, знал бы больше о люде, с которым живешь. Но ты ж у нас знатный ребенок.

— Причем здесь это? — не понял Радомир.

— А притом! Люд к тебе простой редко идет: им проще ко мне обратиться или самим лечится, как знают они.

— Это потому, что в методы мои они не верят. Им знахарку подавай, а не врача.

— Все равно им, к кому ноги свои нести, коли беда в дом нагрянет, но к тебе они в последнюю очередь идут, когда выхода другого нет, — тихо ответила Франя. — И не потому, что в методы твои не верят, а потому, что ты человек знатный и далекий от жизни их простой. Не свой ты для них, понимаешь?

— А ты, значит, своя?

— Я из простой семьи, Радомир, а ты — нет.

— Выходит, изгой я для люда нашего, такой же, как и