– Какие деньги?

Хлыстов шарахнулся от него так, что едва не слетел с табуретки.

– Не брал я ничего! – в панике таращился он на Саню.

– Не брал! Не брал, потому что берут, когда плохо лежит. Ты не брал! Ты ограбил обменный пункт! Ты выстрелил в женщину из автомата!..

Хлыстов беспомощно хватал ртом воздух, пытаясь вставить слово, но Кулик не позволял ему сделать это.

– Теперь я понимаю, почему ты не хочешь признаваться в том, что у тебя был автомат, когда ты со своими дружками-отморозками наехал на гражданина Скоробогатова. А мы найдем этот автомат! Пуля у нас есть, баллистическую экспертизу проведем. Влип ты, Хлыстов! По самые трюфеля влип, – успокаиваясь, сказал Саня.

Только сейчас Хлыстов смог вставить слово:

– Да какая пуля! Там же пневматика! Шарик металлический…

– Какая пневматика? – устало посмотрел на него начальник уголовного розыска.

– Ну, автомат пневматический, так, для прикола взяли…

– Значит, в гражданку Иванову ты стрелял ради прикола?

– Да не стрелял я в нее… Я говорю про автомат, который у нас был… Да, был джип, да, побили мы его…

– Кто мы?

– Ну, Гоха был, Стас, Жека… Ну и я…

– То есть обменник вы брали вчетвером?

– Да при чем здесь обменник?.. Вы же про «Порше» спрашивали, ну, я про него и говорю… Мы тогда в ментовском камуфляже были. Я был, Гоха, Стас и Жека…

– Откуда камуфляж?

– Так это, в любом магазине…

– Зачем он вам понадобился?

Хлыстов хотел ответить сразу, но замолчал в раздумье. Ждать его долго не пришлось.

– Так это, у нас проблемы на заводе. Ну, хозяева меняются, вроде бы по беспределу. Ну типа рейдерство… Только меня это не касается, я за свое место не держусь… В общем, Пахомыч нам эту форму дал. Ну, если вдруг кто наедет, омоновцами прикинуться… Никто не наезжал, а форму мы примерили. А Гоха еще автомат взял. Едем, короче, останавливаемся, а из «Порше» быки вываливаются, бац, и зеркала вдрызг. Ну, мы в долгу не остались. Гоха с автоматом, а Стас и Жека тачку разнесли…

– Гоха, Стас и Жека… А ты где был?

– Да я за рулем был… Только вы не думайте, я не открещиваюсь. Если бы не машина, я бы тоже поучаствовал. Люблю козлов учить…

– А если козлы вас учить начнут?

– Да плевать, – презрительно скривился Хлыстов.

– Они вас уже ищут.

– Да слышал… Звонили мне, сказали, что «Порше» подъезжал… Вдвоем подъехали, ну не ослы, а?

– С двумя справитесь?

– Легко.

– Всемером одного не боитесь?

– Да пусть хоть сотню подгоняют, мы им…

– Что вы им?

– Что мы им? – спохватился Хлыстов. – Ну, в милицию заявим, так, мол, и так, бьют, угрожают…

– Так что сначала, бьют или угрожают?

– Так не били ж еще. И не угрожали…

– А насчет милиции ты это правильно сказал… Милиция тебя будет охранять. Пока в нашем изоляторе отдохнешь. Ну а потом СИЗО, там уже «ВВ» – веселые войска. Там совсем весело будет…

Дверь отворилась без стука, в кабинет ворвалась «пострадавшая». Волосы всклочены, глаза безумные, нижняя челюсть трясется так, что хоть бинтиком подвязывай.

– Извините, товарищ майор, обозналась! – приложив руки к груди, сказала женщина.

Она обращалась к Сане, а смотрела на Хлыстова.

– Вроде бы он, а вроде бы и нет…

– Так вроде бы или точно он?

– Он!.. То есть не он!

– Выйдите, пожалуйста, и хорошо подумайте, он или не он!

– Хорошо, подумаю…

Женщина вышла, оставив Хлыстова в нервном напряжении.

– У нее с головой все в порядке? – спросил он, покрутив пальцем у виска.

– Не знаю, – пожал плечами Кулик. – Экспертиза покажет.

– Какая экспертиза?

– Ну, не анатомическая же… Судебно-медицинская. В психдиспансер оформлять ее будем. А ты пока у нас побудешь. Изолятор временный, изолятор следственный, а там, глядишь, и дорога дальняя…

– Так не грабил я обменник! Она же обозналась, сама сказала!

– Если экспертиза признает ее вменяемой, сразу же тебя отпустим. Недолго ждать, месяца три-четыре. Да ты не переживай, в Бутырке сейчас нехолодно… Но есть вариант. Ты под протокол признаешься в нападении на джип «Кайен», и мы отпускаем тебя под подписку. Дома станешь ждать, когда психиатрия тебя оправдает… Ну так что, будем признаваться?

– Будем, – кивнул Хлыстов.

Он так и не понял, что стал жертвой жесткого розыгрыша. Не надо было ему строить из себя невинную овечку.

* * *

Загорцева хоронили на Битовском кладбище. Степан не смог удержаться от искушения побывать на скорбной церемонии. Он много лет работал в уголовном розыске и знал, что, как правило, убийцы присутствуют на похоронах своих жертв – когда по зову грешной души, когда для отвода глаз. Иной раз, наблюдая за провожающими, он делал интересные выводы, которые в корне меняли первоначальные версии, выводили розыск на преступника…

В убийстве Загорцева он склонен был винить людей из окружения Марии Тихомировой, но урну с ее прахом отправят в колумбарий завтра, и на похороны отправится Саня Кулик. А Степан с Комовым пришли на Битовское кладбище в надежде открыть что-то новое для себя. Не исключено, что нелюди-убийцы сводили счеты не столько с Машей, сколько в первую очередь с самим Загорцевым. Возможно, они где-то здесь рядом…

Степан не сомневался, что хоронить Загорцева будут пышно, и не удивился обилию дорогих автомобилей на подъездной площадке перед кладбищем. «Порше», «Хаммеры», «Роллс-Ройсы», «Мерседесы»… Казалось, владельцы этих авто собрались здесь не только для того, чтобы проводить в последний путь Гену Загорцева, а чтобы показать друг другу, кто есть кто в мире живых.

Самих господ возле автомобилей не было, вместе с гробом они уже втянулись в глубь кладбища. Зато Степан обнаружил стайку телохранителей, сгрудившихся возле «Порше» Скоробогатова, и среди них Сергея Чижова. Непроницаемо спокойное лицо, строгий черный костюм, траурная повязка на рукаве. Говорили другие, а он молчал, слушая их, но было видно, что в центре внимания находится он, а не кто-то другой. Судя по всему, Скоробогатов оставил Чижова смотреть за машиной, а Порываева взял с собой. Что ж, это его право.

И в присутствии самого Чижова на похоронах не было ничего предосудительного. Но все же Степан невольно сбавил ход, всматриваясь в этого парня. Он поймал его взгляд, но даже бровью не повел. Перевел глаза на одного из своих собеседников, сделал вид, что увлечен разговором. Или у этого парня совесть совершенно чиста, или нервы железные, подумал Степан, продолжая путь.