Возбуждение Максимова передалось людям. Суета воцарилась. Люди бегали гуськом, с этажа на этаж, держась поближе друг к дружке. Старик, оказавшийся не таким уж задохликом, резво постукивал палочкой. «Голубые» периодически пристраивались в хвост. Испуг и неразбериха отнюдь не исключали любознательного отношения к происходящему.

Не было в доме Виолы! Обшарили здание во всех направлениях и пришли к прискорбному выводу.

— Баста! — заявил, ударяя кулаком в стену, Каратаев. — Это чересчур, граждане. Несчастная крошка. Примите мои сочувствия, сыщик. Вы как хотите, а я делаю отсюда ноги. Натерпелись, блин…

Прозревший народ кинулся собирать чемоданы. Суета царила, как на базаре. Максимов уже не мог отслеживать реакцию каждого человека, хотя, сдается ему, поведение одной конкретной особы несколько выбивалось из контекста…

Но самое интересное поджидало публику в гараже. Возможно, мороз тому усиленно поспособствовал (Максимов в это не верил), но массивный стальной замок на воротах упорно не желал открываться! Он держал мощные стальные стяжки с кривошипом, которые наглухо запирали створ.

— Заклинило, зараза… — шипел администратор, манипулируя тяжелым фигурным ключом.

— Какого хрена ты вообще их закрывал?! — ревел, как фабричный гудок, Каратаев. — Пошел к черту, бестолочь… — отпихнул администратора, который мгновенно сел в пятно с мазутом, принялся дергать ключом.

— Минуточку, — Максимов отстранил Каратаева, дотошно осмотрел замок. Внушительная коробчатая конструкция, реечный механизм. Поворот ключа продвигает рейку, которая проворачивает шестерню, которая высвобождает стяжки. Рейку заклинило. Творение, как он и подозревал, рукотворное — достаточно просунуть в щель хорошее зубило и врезать по нему молотком. Кто-то так и сделал — на краю металла у замочной скважины остался скол. А добыть инструмент анонимному «созидателю» проще простого — в углу валялась груда ржавого инструментария вперемешку с металлоломом.

Народ кричал и буйствовал. Митинговал Каратаев. Максимов задумчиво оторвался от замка. Сработано неглупо. Выехать из дома теперь практически никак. Можно выйти в дверь, а толку?.. Он почувствовал какое-то извращенное, циничное удовлетворение. После исчезновения Виолы у него пропало желание бежать из пансионата. Он должен провести расследование… не к этому ли его принуждают?

В голове на градус потеплело. Но ситуация продолжала развиваться. Кто-то отстранил Максимова. Телохранитель Ровеля действовал наверняка. Он выхватил пистолет, передернул затвор и дважды выстрелил в замок. Завизжали женщины. Грохот металла был сравним с грохотом оркестровых цимбал.

— Черт бы вас побрал! — взревел Пустовой.

— Он стреляет, ах! — вскричал розовеющий от возбуждения Снежков.

Шевченко стиснул зубы и произвел еще два выстрела. Поскользнулся в луже мазута, из которой успел выкарабкаться администратор, вделался спиной в колонну, испачканную маслом. Бесполезно. Пули разрывали металл и еще сильнее заклинивали механизм. Очкарик подтащил ломик, принялся лупить, наращивая силу ударов. Морщился старик Ровель.

— Да прекратите вы, господа! Неужели сложно понять, что это бесполезно?

— А что прикажешь делать, гадкий старикашка?! — истерично визжала Инга. Вздрогнул Ворович. Телохранитель Шевченко сделал стойку. Старик с укором покачал головой, демонстративно становясь задом к взвинченной девице.

— Переходим к пешим прогулкам, господа? — сдвинул одеревенелые мышцы лица Максимов. — Нет желающих признаться? Может, кто-то припомнит, что заходил в гараж?

Как и следовало ожидать, желающих признаться не было. Никто не видел, чтобы кто-то из постояльцев заходил в гараж. Ровель спал, телохранитель не выходил из номера, сторожа беззащитного босса. Сексуальные меньшинства сидели взаперти. Инга поджидала Виолу, Ворович пялился в ужастик, Каратаев квасил, Пустовой пытался уснуть. Администратор Ордынцев, запершись в своей каморке с горничной Ксюшей, говорил ей успокоительные слова (даже платье не помялось), после чего Ксюша переместилась в каптерку. Дворецкий пребывал в столовой, расставляя посуду для заявленного кухаркой ужина (обеда). Кто ходил по коридору, не прислушивался…

— Господи всевластный, что же теперь будет? — выл перепуганный Крайнев.

— Гроб, венки, речи, — перечислял захватывающие перспективы Ворович. Этот парень как-то быстро успокоился.

— Полетим на небо кушать котлетки! — хохотал Каратаев.

— Идиоты, да нас ведь даже не найдут! — визжала Инга.

— Послушайте, уважаемые, — поморщился Максимов. — Ну что за ясельная группа, право слово. Не хотите пропадать — не пропадайте, кто вас заставляет? Сядьте дружненько в баре, спите по очереди, в туалет ходите строем — и ровным счетом ничего с вами не случится, обещаю. Позвоните родным и близким, кто-нибудь обязательно к вам примчится. Пусть не сразу, учитывая суровые климатические условия, но через пару часов вы уже будете в полной безопасности. А в следующий раз доверяйте умным людям, чтобы не очутиться по уши в дерьме.

Очень кстати обнаружились досадные перебои с сотовой связью. Максимов слышал, что в лютые холода такое случается. По безалаберности операторов, полагающихся на авось, летят передатчики. Явление временное, но почему-то всегда оно происходит в самый ответственный момент.

Внимать разумным доводам никому не хотелось. Впрочем, Максимову уже было откровенно до лампочки. Исчерпались доводы. Куда уж проще — умыть руки и сделаться сторонним наблюдателем. Шизофрения косила пошатнувшиеся ряды. Смачно ругаясь, проклиная все на свете, Каратаев натянул дубленку, объявил, что пойдет до дороги пешком, мир не без добрых автолюбителей, и грузно вывалился в темень. Тут же примчалась упакованная в два пуховика Инга, проявила недюжинную силу, оттолкнув рванувшегося наперерез Воровича. Вывалилась за Каратаевым. Очкарик растерянно развел руками.

— Мама мия, какая сказочная глупость! — призывно выкрикнул в потолок Борюсик Крайнев. — Тридцать пять градусов! Илюшенька, пойдем-ка в нумера, зайка. Что-то меня уже мутит от этой беготни…

— Полностью согласен с молодыми людьми, — бледно улыбнулся Ровель. — Пойдем в нумера, Алексей. Ноги не держат, глаза слипаются. Противопоказаны почтенному старцу такие ярмарочные пляски…

— Шульц, растопите, пожалуйста, камин в буфете, — попросил Максимов. — Боюсь, только так мы сможем спасти от обморожения этих несчастных.

Спасать пришлось буквально через двадцать минут. Удивительно, как они выдержали даже это время! Дом практически угомонился. Растопив камин, дворецкий растворился во мраке. Не осталось никого. Только администратор Ордынцев болтался по вестибюлю мертвой зыбью, да Максимов периодически высовывал любопытный нос из коридора.

Когда кукушка на часах в столовой восемь раз сказала «ку-ку», входная дверь с визгом распахнулась. Ввалился обросший инеем Каратаев — глаза дикие, руки растопырены, губы шепчут популярные идиоматические выражения.

— Здравствуй, дедушка Мороз… — пробормотал Ордынцев.