– Двести тысяч мирных жителей погибли при атомной бомбардировке, и еще два миллиона сгорели от зажигательных бомб, – сказала Джулия. – Вряд ли это можно назвать «сошло с рук».

– Но самое главное, – дядя Брайан умеет не слышать то, чего не хочет, – что япошки с нами до сих пор воюют! Уолл-стрит уже принадлежит им. Лондон на очереди. Пока идешь от Барбикана до моей конторы, понадобится двадцать пар рук… не меньше… чтобы сосчитать всех двойников Фу Манчу, которые попадутся на пути. Слушай меня, Хелена. Моя секретарша купила себе одну из этих… как их там… ну знаешь, вроде коляски рикши с мотором… «Хонду-сивик», вот. «Хонду-сивик» навозного цвета. Она выехала на новой машине из автосалона, и на первом же повороте – я не шучу – у этой жестянки отвалилась выхлопная труба. Начисто! Хлоп! Вот поэтому у них такие привлекательные цены. Потому что их продукция – дерьмо. Нельзя иметь в жизни все. Или приходится за это расплачиваться – например, тем, что подцепишь какую-нибудь грибковую инфекцию. Да, Майкл?

– Джулия, передай мне, пожалуйста, специи, – сказал папа.

Мы с Хьюго встретились глазами – и на миг нас словно было только двое живых в комнате, полной восковых фигур.

– Мой «датсун» прошел техосмотр на ура. – Мама предложила тете Алисе еще сельдерея, и та жестом отказалась.

Дядя Брайан фыркнул:

– Только не говори мне, что ты проходила техосмотр там же, где тебе продали эту пагоду на колесах!

– А почему нет, собственно?

– Ах, Хелена, – покачал головой дядя Брайан.

– Я не очень понимаю, о чем ты.

– Ах, Хелена, Хелена, Хелена.

Хьюго попросил «совсем маленький кусочек» запеченной «Аляски», и мама положила ему такой же шмат, как папе.

– Ты здоровый растущий мальчик, тебе нужна энергия!

Я запомнил эту фразу на будущее.

– Налетайте все, пока мороженое не растаяло!

После первой ложки тетя Алиса сказала:

– Просто божественно!

– Майк, ты же не собираешься оставлять эту бутылку пропадать недопитой, а? – Дядя Брайан от души плеснул в бокал папе, потом себе, потом поднял бокал, салютуя моей сестре. – Выпьем за то, что я смотрю на тебя, малыш! Но я все же не пойму, почему столь явно одаренная юная дама не целится в один из университетов Большой Двойки. В Ричмондской подготовительной школе с утра до ночи только и слышно: Оксфорд да Кембридж. Верно, Алекс?

Алекс на четверть секунды приподнял голову на десять градусов и буркнул «да».

– С утра до ночи, – серьезно подтвердил Хьюго.

– У нашего консультанта по профориентации мистера Уильямса, – Джулия ложкой поймала кусочек полурастаявшего мороженого, который собирался плюхнуться на скатерть, – есть приятель в Лондоне, адвокат из группы радикальных, и он говорит, что если я хочу специализироваться на природоохранном законодательстве, то мне надо идти в Эдинбург или Дарем.

– О, простите меня, – дядя Брайан рубанул ладонью воздух, как каратист, – простите, простите, простите, но вашего мистера Уильямса – он, без сомнения, тайный валлиец! – надо вымазать смолой, обвалять в перьях, посадить на мула и отправить обратно в Хаверфордуэст. – Дядя Брайан побагровел так, что чуть не дымился. – Дело не в том, чему учат в университете, дело в том, с кем ты там водишь знакомство! Только в Оксбридже можно завести связи с будущей элитой! Если бы я носил галстук другого колледжа, меня бы сделали партнером на десять лет раньше! Я не шучу! Майк! Хелена! Неужели вы намерены сидеть и смотреть, как ваша единоутробная дочь губит свои таланты в заштатном сельском университете?

На лицо Джулии набежала тучка раздражения.

(Я на этой стадии обычно прячусь куда-нибудь подальше.)

– У Эдинбургского и Даремского университетов неплохая репутация, – сказала мама.

– Конечно-конечно, но не забывайте вот о чем. – Дядя Брайан практически перешел на визг. – Главный вопрос: лучшие ли они на рынке? А ответ – хрена с два! Ёксель-моксель, именно поэтому государственные школы никуда не годятся. Они, конечно, вполне подходят для Джека и Джилл Незнамокто, но разве они стимулируют развитие самых способных и талантливых детей? Хрена с два! Для учительских профсоюзов «способный» и «талантливый» – грязные ругательства.

Тетя Алиса положила руку на предплечье мужа:

– Брайан, я думаю…

– Нечего меня «брайанить», когда на карту поставлено будущее нашей единственной племянницы! Оно меня волнует! Если это значит, что я сноб, то и хер с ним, простите мой французский, пусть я буду снобом, и я буду носить это звание с гордостью! Я просто не в силах понять, почему девушка с мозгами, достойными Оксбриджа, нацелилась на какую-то дыру.

Дядя Брайан залпом осушил стакан.

– Разве что… – ярость на дядином лице за три секунды сменилась сальной ухмылкой, – разве что, Джулия, у тебя где-нибудь припрятан юный шотландский жеребец с большим волосатым спорраном? А, Майк, а? А, Хелена? Вы об этом не думали?

– Брайан…

– Не беспокойтесь, тетя Алиса, – улыбнулась Джулия. – Дядя Брайан знает, что я охотнее попаду под машину, чем стану обсуждать с ним свою личную жизнь. Я собираюсь изучать право в Эдинбурге, и всем Брайанам Лэмам, элите будущего, придется заниматься нетворкингом без меня.

Вот если бы я такое сказал, мне бы это никогда не сошло с рук, никогда в жизни.

Хьюго поднял бокал, салютуя моей сестре:

– Отлично сказано, Джулия!

– Ах, – дядя Брайан издал какой-то проколотый смешок, – вы далеко пойдете в юриспруденции, девушка, хоть вас и тянет во второсортный университет. Вы в совершенстве владеете приемом под названием «нон-секатор».

– Я счастлива, что заслужила ваше одобрение, дядя Брайан.

Возникла пауза – неловкая, словно корова на льду.

– Ура! – фыркнул дядя Брайан. – За ней всегда должно остаться последнее слово.

– У вас на подбородке волоконце сельдерея, дядя Брайан.

Самое холодное место в нашем доме – сортир на первом этаже. Зимой там задница примерзает к сиденью. Джулия попрощалась с Лэмами и ушла к Кейт Элфрик повторять историю. Дядя Брайан удалился в гостевую спальню, чтобы «дать отдых глазам». Алекс уже в третий раз за время визита сидел в туалете. Каждый раз он просиживает не меньше двадцати минут. Уж не знаю, что за занятие он там находит. Папа показывал Найджелу и Хьюго свою новую «минолту». Мама и тетя Алиса пошли прогуляться по ветреному саду. Я изучал свое лицо в зеркале над раковиной, ища хоть тень сходства с Хьюго. Могу ли я превратиться в него одним усилием воли? Одна клеточка за другой. У Росса Уилкокса получается. В начальной школе он был тупым ничтожеством, а теперь курит со старшими ребятами, вроде Гилберта Свинъярда и Пита Редмарли, и все зовут его «Росс», а не «Уилкокс». Значит, какой-то способ есть.