На столе стояли весы, а рядом, в целлофановых кульках, какая-то серебристая смесь и что-то еще похожее на красную соль. С краю стола — незнакомые металлические побрякушки, о назначении которых Сергей ничего не знал. Рядом со столом, на табуретке, возвышалась пирамидка оранжевых брикетов На них что-то не по-русски было написано. Но он и без перевода понял, что это тротил…

— Я сделал все, как ты велел. И рыбку половил и сфотографировал объект, и на лодочной станции побывал.

— А зачем пил? От тебя за три версты разит сивухой.

— Надо было, провести презентацию с главным начальником дебаркадера… старым придурком… Все получилось лучше, чем я предполагал. Когда я удил рыбку, ко мне подвалил сторож лодочной станции… пьянчуга, без рюмки не разговаривает. Пришлось немного подпоить… Кстати, ты, Михайло, мне должен стольник, я его на презентацию израсходовал.

— Могу дать тебе за это по фейсу, а не стольник. Я тебя просил не выпячиваться, а ты полез в собутыльники.

— Да он рвань подзаборная… Мгновенно вырубился.

— Не дави мне на психику, эта рвань, когда ее прижмут органы, все вспомнит и даже то, чего не было. Ты же, безглуздый, небось оставил отпечатки пальцев на посуде, из которой пил?

— Ну, бля, ты даешь! Да кому я нужен, там каждый день кто-нибудь ошивается и дурь идет практически непрекращающаяся.

Михайло уселся на стул и маленьким совком стал насыпать в чашки весов серебристую пудру.

— Ладно, раствори проявитель, и принеси из колодца воды. Только не высовывайся…

— А чего нам бояться — мы дачники, сняли домик, никому не мешаем?

— Да у тебя вместо головы кавун… Тоже мне дачник, задолбанный пьяный отдыхающий…

…Когда фотографии были напечатаны, над ними долго сидел и курил Михайло. Тот самый Михайло, который застрелил водителя такси и продырявил толстую кишку участковому Усачу. Потом он ходил из угла в угол довольно просторной горницы и что-то себе напевал под отрастающие темные усики. Сергей в это время при открытых дверях сидел на крыльце и лузгал семечки.

— У нас будет большой груз, — наконец сказал Михайло.

— А велосипед для чего?

Михайло реплику пропустил.

— Сегодня сходим на берег и на месте сориентируемся. Фотографии нечеткие, ты сделал слишком большую выдержку. Все сливается…

— Извини, как умел…

— Да заткнись ты… как умел. Ты ни черта, кроме пьянки, не умеешь…

— Ты брось свои хохлацкие замашки. Сколько ты мне заплатил? И сколько обещал?

— Сделаем дело, отдам все еще и премию выдам.

— А ты мне так и не сказал, о каком деле идет речь. Что-то, как Менделеев, химичишь, а что — один боженька знает.

— Чем меньше знаешь, тем дольше будешь пить пиво.

— Какой груз тебе надо перетащить? Сто, двести тонн? — съязвил Серега.

— Более трех центнеров, поэтому велосипед свой засунь себе в сраку.

— Найми КамАЗ. За полтинник тут любой шоферюга, если надо, самого дьявола посадит себе на колени и отвезет куда прикажут…

У Сереги от умных речей на лбу образовались глубокие морщины.

— Только очень прошу тебя, в это дело ты больше не суйся, — Михайло от зажженной сигареты прикурил следующую. И как-то задумчиво-отстраненно: — Красивые здесь места, похожи на наши. В Карпатах тоже такие же тихеньки вичора и так же цикады спивают…

Переход с русского на украинский говорил, очевидно, о том, что в душе Михайлы что-то заструнило, заскребло, его душа, видимо, устремилась к исконным своим берегам.

* * *

Весь уголовный розыск Волгограда был, что называется, поставлен на уши. Его начальник Мороз каждый день проводил совещания и выслушивал донесения агентуры. В середине дня он вызвал к себе Акимова с Поспеловым и поставил перед ними задачу:

— Учтите, если мы не найдем еще двоих… Я, разумеется, условно говорю, может, их тут сотня или две… Но нам пока известно только о двоих, значит, и речь идет пока о них. А что мы имеем?

— Пока шерстим рынки. Двоих взяли с оружием, но это не те, это молодцы из заволжской группировки. Наркоты два килограмма наковыряли, одно старое убийство подняли, — Поспелов при этом загибал пальцы руки. — Я уверен, что количество рано или поздно перейдет в качество.

Мороз сделал пометку в настольном календаре.

— Вот именно — поздно, когда опять где-нибудь не рванет фугас. Сегодня какое число? Ну вот, до дня независимости Ичкерии остается несколько суток. А вы сами знаете, по оперативным данным, именно в этот день и намечена их вылазка, — Мороз закурил. — Вербуйте людей, платите им деньги… Сегодня наш министр подписал приказ о поощрении агентуры… Привлекайте алкашей, бомжей, эти люди лучше нас знают, что делается на улицах… Выходите на сторожей, продавцов киосков… Словом, нужна сеть с очень мелкими ячейками. Вы поняли меня?

— Да, конечно, товарищ майор, все это так, — Акимов, когда говорит, не смотрит на собеседника. — Но, мне кажется, имея в виду почерк террористов, они пойдут по крупному. Сейчас важнее всего держать под наблюдением нефтеперегонный завод, дамбы водохранилища и, разумеется, подходы к плотине.. Я сейчас сам туда отправляюсь, ознакомлюсь с обстановкой на месте.

Майор подошел к карте, висевшей напротив его стола.

— Я согласен с тем, что ты, Слава, говоришь, но к этому еще надо прибавить тракторный тире танковый завод, отделы милиции, воинские части, рынки и еще полторы тысячи разных объектов. А пока у нас нет даже маленькой зацепки… Вернее, она есть, но опять-таки лишь гипотетическая, — Мороз имел в виду слово «ГЕС» , которое было написано на карте, принадлежащей убитым террористам. — Но версию плотины я поддерживаю, поэтому не медли, Слава, и отправляйся в этот район.

…Через полчаса Акимов уже проводил инструктаж со своими нештатниками, дворниками и участковыми милиционерами. Словом, с теми, кто непосредственно живет или работает поблизости с ГЭС. Потом они обошли весь жилмассив, не пропустив ни одного подвала и ни одного чердака. Затем начался обход квартир: кто что видел, что показалось подозрительным, какие посторонние люди появлялись возле плотины?

На саму станцию Акимов не поехал, ибо знал: ГЭС целиком взята под контроль людьми РУБОП.

Когда на уазике он подкатил к берегу Волги, начал накрапывать дождь, а со стороны Астрахани надвигалась еще более черная, беспросветная туча.

Акимов вышел из машины и направился в сторону видневшихся мачт лодочной станции. Берег был безлюден, он шел по слежавшемуся мокрому песку и вспоминал свое детство. Первые нырки в воду происходили здесь, первые лещи тоже ловились здесь… Кажется, и вода была чище и сама Волга — шире. Но это, конечно, обман зрения, с годами так бывает… Он увидел валявшуюся на песке мертвую рыбку и едва не наступил на нее. Окушок с темными, опоясывающими спинку, полосами. Чуть ближе к откосу он увидел сигаретный окурок. Поднял — «прима». Он осторожно завернул его в носовой платок и положил в нагрудный карман.