Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ишь ты, насторожился! – сказала смуглянка. – Услышал чего-то!
– Чучело – оно и есть чучело! – заключила бесповоротно беленькая. – Лан, ты чего загрустила?
Лана, русоволосая красавица, не ответила, она водила перед носом голубеньким цветочком, потом коснулась его губами, кончиком языка… и отбросила.
– Мерзость! Тут все мерзость! – проговорила она в сторону, ни к кому не обращаясь.
Она закинула руки за голову, и тяжелые шары грудей колыхнулись, спина прогнулась, талия стала еще тоньше… Не будь здесь этого гнусного вертухая-евнуха, Иван бы не удержался, подошел бы к женщинам, подошел бы к ней, необыкновенной и грустной Лане. Но не следовало забывать, что ты не у себя дома, не на Земле.
Она чуть изогнула шею, повернула голову… и они встретились взглядами. Ивана бросила в дрожь. Но он заметил, что и у нее резко расширились зрачки – она испугалась, оторопела от неожиданности. Но не вскрикнула.
– Ты чего это? – поинтересовалась светленькая.
– Ничего, – еле слышно произнесла Лана. Голос ее в эту минуту совершенно сел.
Иван приложил палец к губам. Она еле заметно кивнула в ответ.
– Точно, сбрендила, – заключила смуглянка, зевнула и улеглась на спину.
Иван, не сводя глаз с Ланы, на ощупь, расстегнул пояс, запустил руку внутрь скафандра. Ему пришлось лезть в набедренный карман, чтобы вытащить усыпитель. Он согнулся, но головы не опустил. Краешком глаза он следил за обрюзгшим охранником, Тот сидел в прежней безвольной позе, шевелил пальцами… Шарик усыпителя разорвался над его бабьим покатым плечом – розовенькое облачко тут же растворилось в воздухе. Иван не сомневался в успехе – ведь усыпитель одноразовый был проверенным средством, многоцелевым и многокомпонентным, в горошинке содержались сильнодействующие усыпители, в основном, газообразные, рассчитанные на самые разные живые организмы – не сработает один, другой, третий… десятый даст результат!
Евнух-вертухай сполз по сиденьицу наземь, почти бесшумно, словно мешок с мякиной. Только пластинчатая голова легонько стукнулась о край заборчика. И шумок этот не остался незамеченным.
– Чего это! – всполошилась смуглянка и вскочила на ноги. – Ой, глядите, девочки!
– Тихо ты! – прошипела русоволосая Лана.
– А чего?! – не поняла смуглянка. – Чего-о?!
Она вдруг увидала выпрыгнувшего из-за укрытия Ивана и заорала, заголосила с такой силой, будто была не живой и слабой земной женщиной, а по меньшей мере сиреной с бронехода.
Но Ивану было поздно отступать. Да и некуда! Он пнул безвольное тело жирного евнуха, заглянул в глаза – те были закачены, евнух явно не притворялся. На всякий случай Иван связал ему руки за спиной, ткнул носом в землю – пускай полежит.
– Вот это да-а! – на одном дыхании выдала беленькая. И свалилась без сознания.
Лана зажимала рот смуглянке, которая, видно, от неожиданности потеряла остатки ума. Но удерживать ее было нелегко.
– Вы откуда? – спросила Лана, тяжело дыша, отдувая прядь, лезшую в глаза.
– Оттуда, – ответил Иван невразумительно.
Но они поняли друг друга.
Смуглянка вырвалась и заорала пуще прежнего. В коротеньком перерыве между двумя воплями она вставила, обращаясь к русоволосой.
– Дура! Дурища! Ты чего – подыхать надумала из-за него?! Ну нет!!!
Иван, не обращая внимания на истеричку, подошел к Лане, взял за руку.
– Пойдем!
– Куда? – удивилась она. – Отсюда нет выхода.
– Выход всегда есть, – заверил ее Иван, – всегда и отовсюду. Пойдем!
Он сжал ее руку. И по телу его пробежала волна теплой, приятной дрожи. Он верил, что им удастся выбраться из этой чертовой непонятной «системы».
А она стояла перед ним такая беззащитная, нежная, красивая. Стояла и не пыталась даже прикрыть наготы. И в глазах ее было удивление, но не только оно, в глазах стояла какая-то странная, почти сумасшедшая радость. Иван сразу понял – она за ним пойдет на край света.
– Не будем терять времени! – сказал он.
И в эту же минуту ему в спину уперлось что-то твердое.
Иван замер. Он знал, что лучше не двигаться, что все выяснится само собой, может, это смугляночка шутит, что-то ее не видно… На спину надавили сильней. Он не отпускал ее руки. Он не верил, что все кончено, не хотел в это верить.
Но по ее глазам он увидал – да, это свершилось. Радость и удивление исчезли из ее глаз, а на их месте поселился страх, почти ужас, причем явно не за себя, ибо она не сделала даже попытки отстраниться, прикрыться, отойти. Ей было страшно за него.
– Руки за голову, слизняк! – проскрипело сзади. – Ну, живей! Не заставляй себя ждать!
Иван не мог выпустить ее руки. И тогда она сама выдернула ладонь и, будто опомнившись неожиданно, прикрыла обеими руками грудь. Но все равно было видно, как тяжело она дышит.
– Ничего, – проговорил Иван, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее, – ничего, это лишь начало. Не бойся!
– Руки!
Он заложил руки за голову. И сразу почувствовал, что запястья и шея чем-то обхвачены, что его сковали какими-то непонятными наручниками, крепящимися к не менее непонятному жесткому, наверное, металлическому ошейнику. Он не ожидал такого!
– Они убьют тебя! – ужаснулась Лана.
И лицо ее исказилось гримасой.
Неожиданно из-за ветвей вынырнула смугляночка. И заявила надсадно:
– И не будет лезть, куда не след! Чего он лезет?! Поделом получит, не плачься!
– Они убьют тебя! – повторила русоволосая, не обратив ни малейшего внимания на слова смуглянки. – А я даже не знаю, как тебя зовут, как звали…
– Не бойся, – Иван улыбнулся, – если бы они хотели меня убить, так давно бы это сделали.
– Ты не знаешь их!
– Тут и знать ничего не надо.
– У них совершенно иная логика.
Иван почувствовал сильный удар в поясницу, следом еще один – меж лопаток. Но он не обернулся.
– Скажи хоть, как зовут тебя?
– Ну, вот это уже веселей… а то – звали, надо же! Меня зовут Иван, – сказал он с непонятной оживленностью, почти выкрикнул, – и меня еще долго будут так звать. И я буду откликаться, веришь?
Глаза ее стали тоскливы и пусты.
– А ты верь! – повторил Иван. – Верь!
Завороженность сошла с него. Он был готов к действию и лишь выжидал момента. Но никто его не торопил, будто ему специально давали наговориться власть перед чем-то таким, о чем лучше не думать.
– Я хочу верить, но не могу, – просипела русоволосая. И из глаз ее потекли слезы. Она оторвала руки от груди, стала утирать их. Но слезы текли все сильнее.
Иван решил, что пора. В конце концов,