— Хорошо.

Ева натянула форменные брюки и постановила, что сидят они как всегда.

— А все-таки… не стала моя попа поменьше?

— Господи, Пибоди!

— Ну же, будь другом — ответь. Стала или нет?

Ева натянула куртку и посмотрела на Пибоди долгим пристальным взглядом.

— Вообще никакой попы не вижу.

Пибоди исполнила танец радости.

— Спасибо. Не забудь надеть медали.

— Угу.

— Помочь пристегнуть? Этакая тяжесть…

— Отвали. В следующий раз буду переодеваться у себя в кабинете.

Пибоди с улыбкой застегнула куртку.

— Сегодня я горжусь тем, что ношу форму. То есть я всегда горжусь, но сегодня особенно.

— Потому что штаны тебе велики?

— Ну и поэтому. Но прежде всего из-за Трухарта. Я горжусь тем, что надеваю ее ради Трухарта.

Да, ради Трухарта, подумала Ева, доставая коробку с медалями.

Когда она вошла в зал, Бакстер, сменивший модный костюм на полицейскую форму, уже сидел в первом ряду.

— Чуть не опоздали, лейтенант.

— Время еще есть. Слушай, ты должен со мной поменяться — стоять на сцене рядом с Трухартом.

Бакстер поднялся на ноги.

— Благодарю за предложение, но Трухарт заслуживает того, чтобы стоять рядом со своим лейтенантом. А я буду сидеть здесь, в центре первого ряда — тебе тоже занял местечко, Пибоди, — и наслаждаться моментом. Вон его мама и девушка. Скажите им что-нибудь.

— Скажу — после церемонии.

Ева обошла сиденья сзади, пробираясь сквозь море синих форм, и тут заметила майора Уитни, который стоял в стороне и беседовал с шефом Тибблом. Она двинулась было к Трухарту, показавшемуся ей сейчас совсем юным, слегка бледным и свежим, как майская роза, однако Уитни сделал ей знак приблизиться.

— Майор Уитни, шеф Тиббл, отличный сегодня день.

— И впрямь. — Уитни, широкоплечий мужчина, казавшийся приземистым рядом с высоченным Тибблом, обвел глазами собравшихся.

— Хорошо, что вы смогли прийти, шеф. Это очень многое значит для тех, кто вступает сегодня в должность.

— Для меня тоже, — ответил Тиббл. — Прежде чем начнется церемония, хотел бы узнать, как продвигается расследование исчезновения сенатора Миры.

— Мы с детективом Пибоди только что вернулись из Института Миры. Насколько можно судить, никто из персонала не знал, что сенатор исчез. Он не сообщил администратору имени того человека, с которым должен был встретиться в Сохо, и отпустил шофера сразу же по приезде. Я обратилась к детективу Хэнсону из отдела по розыску пропавших без вести. Думаю, он уже продолжил расследование в институте. Мы с Пибоди собираемся опросить женщин, с которыми сенатор состоял в отношениях в течение последнего года. У меня есть сведения, что он регулярно принимал их в принадлежащем институту люксе в отеле «Палас».

Тиббл стиснул зубы и покачал головой:

— Журналисты набросятся на дело, как львы на антилопу… Требований выкупа пока не поступало?

— Насколько мне известно, нет.

— Сами понимаете: работать нужно так, чтобы комар носа не подточил. Когда история просочится в прессу, сенатора растерзают на части, однако отдел и само расследование тоже окажутся в центре внимания.

— Ясно, сэр.

— А пока давайте поздравим офицеров. Наслышан о вашем парнишке, лейтенант.

— Моем парнишке, сэр?

Тиббл улыбнулся, отчего морщины вокруг глаз обозначились резче.

— О Трухарте. Вы хорошо его подготовили.

— Трухарта готовил детектив Бакстер. Это его заслуга.

— Непременно ему передам. А теперь извините.

Когда Тиббл отошел на достаточное расстояние, Уитни повернулся к Еве. Его круглое чернокожее лицо было сурово.

— Посылать в жопу супругу бывшего сенатора неразумно и непрофессионально.

— Так точно, сэр. Прошу прощения за любые неудобства, которые причинила вам и отделу моя несдержанность.

— Моя жена велела ей катиться ко всем чертям.

— Что, простите?

Хотя голос Уитни оставался спокойным и серьезным, в глазах плясали веселые искорки.

— Анна состояла в тех же благотворительных комитетах, что и Мэнди Мира. Обычно гнев моей жены проявляется как холодное презрение.

— Я в курсе, — не подумав, брякнула Ева, но Уитни только усмехнулся.

— Однако Мэнди Мире удалось довести ее до белого каления, и Анна, среди прочего, велела ей катиться ко всем чертям. Теперь жена наотрез отказывается состоять в одних комитетах с супругой сенатора или как-то с ней взаимодействовать. Прошлым вечером, когда Анна услышала мой разговор с Мэнди Мирой, она пришла в восторг и с удовольствием обсудила случившееся с нашей собственной Мирой, когда та мне позвонила. Однако официально я не могу потворствовать вашему поведению.

— Понимаю, сэр.

— Считайте, что я сделал вам выговор. — Лицо Уитни опять стало строгим. — А теперь давайте поздравим наших бравых копов и вернемся к работе.

Ева вышла на сцену вместе с другими старшими офицерами и их подопечными. Пока Тиббл с Уитни произносили речи — к счастью, короткие, — остальные стояли по стойке «вольно». Оглядев зрителей, Ева обнаружила, что все до единого копы из ее отдела сидят в зале. Приятно сознавать, что они — и детективы, и патрульные — пришли поддержать Трухарта, хотя и непонятно, кто, черт побери, занимается делом. Кроме того, Ева увидела в зале Фини, Макнаба, Миру, которая, как и Трухарт, казалась немного бледной, и, к своему удивлению, Морриса. Когда очередного офицера называли по имени, он подходил к Уитни. Ему вручали значок детектива, после чего майор произносил несколько слов, и они фотографировались на память. Среди аплодирующих зрителей легко было узнать членов семьи — по блестящим от слез глазам.

— Детектив третьей степени Трой Трухарт!

Раздались бурные аплодисменты, и Еве каким-то чудом удалось сохранить серьезное выражение лица, даже когда копы из ее отдела начали свистеть и топать ногами. Трухарт, уже не бледный, а раскрасневшийся, пересек сцену и принял из рук Уитни золотой значок детектива.

— Лейтенант Даллас заметила ваш потенциал, — негромко сказал Трухарту Уитни. — Детектив Бакстер его развил. Но этот значок вы получаете благодаря собственным качествам. Поздравляю, детектив!

— Спасибо, сэр. Спасибо, майор. Я не разочарую ни их, ни вас.

Трухарт поднял значок, позируя на камеру, а потом поступил как нельзя более верно: посмотрел прямо на Бакстера, прежде чем перевести взгляд на мать и возлюбленную. Затем он повернулся, чтобы занять прежнее место в глубине сцены, и послал Еве такую праздничную улыбку, что хватило бы на Рождество, День независимости и Новый год.