– Не волнуйся…

– …глу-по-сти. Представляешь, сегодня утром я застала его в библиотеке, так он там возился с ружьем. И – тоже мне, святая невинность – попытался спрятать его за спиной, как мальчик, которого застали за чем-то нехорошим. Только вообрази: в пижаме, крутит-вертит своим костылем и старается спрятать ружье, у которого одно дуло полтора метра длиной… Трогательное зрелище. Меня так все это вывело из себя, что я вызвала доктора Каудета. Доктор сказал, что твой папочка в норме (нет, ты только представь: в норме!), но если он станет нервничать, чтобы я дала ему валиум и сама приняла бы таблетку.

– Ну и отлично, пусть примет одну и…

– Да разве такой согласится? Я отнесла ему таблетку и стаканчик воды в библиотеку, и ты представить себе не можешь, какой грозный вид он на себя напустил. «Это что такое?» Ну, знаешь, ощерился, как бульдог, и… «А что такого, Валентин? Это просто „Валиум-5" с минеральной водичкой». – «Так вот: ничего я принимать не собираюсь, можешь отнести обратно на кухню». Представляешь, на кухню?…

– Не беспокойся. Сказал же доктор Каудет, что все в норме. Главное, не противоречь ему ни в чем. И если он хочет, чтобы ты не выходила из дома, прояви понимание и не выходи. Я знаю, что у него тяжелый характер, но это всего на пару дней.

– Пабло Хосе, может, скажешь мне, что с тобой происходит? Не собираешься же ты мне сказать, что принял все его параноидальные бредни всерьез?

– Нет…

– Ах, нет? Интересно, с каких это пор тебе кажется правильным следовать всем прихотям твоего отца?

– Послушай, мама…

– …не хватало еще, чтобы при таких обстоятельствах мы стали исполнять все капризы сеньора только потому, что он вывихнул себе лодыжку и не хочет признаться, что считал ворон, когда шел по улице…

– Ма-а-ма-а-а…

– …потому что я уверена, что дело было так: он не видел машину, которая делала разворот, и сам прямехонько на нее налетел. Тебе известно, что в последнее время я подмечала, как он косится на проходящих девушек? Да, да, в прошлое воскресенье, когда мы возвращались с обедни, он чуть на фонарный столб не налетел… Мне больно говорить об этом, Пабло Хосе, но твой отец превращается в мышиного жеребчика: мы-ши-но-го же-реб-чи-ка. Но какое там: разве дон Валентин Миральес признается, что нарушил правила уличного движения потому, что засмотрелся на какую-то юбку, разве с ним такое может случиться? Если кто-то его сбил, то, конечно, намеренно…

– Мама, погоди, погоди минутку, есть кое-что, о чем ты не знаешь.

Это был самый верный способ ее заткнуть. Маменьке всегда до всего есть дело.

– Ах, вот что. И можно ли узнать, что же это такое, чего я не знаю?

Я замялся, как человек, который не знает, что ответить.

– Этого я тебе сказать не могу.

– Пабло Хосе, приказываю тебе немедленно сказать, что там такое происходит, не то мне станет плохо! Эусебия, принеси мне валиум и немного воды, да поскорее: я теряю сознание. Пабло Хосе, будь так добр, объяснись сейчас же.

– Ничего страшного, мама, не надо нервничать…

– Нервничать? Но если ничего страшного, то почему ты не хочешь мне рассказать? Отвечай.

– Потому что не могу. Не хочу, чтобы папа узнал про то, что я тебе расскажу.

– Когда это я что-нибудь рассказывала твое му отцу?

– Ладно, хорошо… Он там?

– Нет. Он в библиотеке, можешь говорить спокойно.

И тут я начал импровизацию на заранее подготовленную тему.

– Дело в том, что эта история тянется уже давно. Ты помнишь о домах Ибарры?

– Нет.

Ничего удивительного. Фамилия Ибарра значилась на майонезной банке, которую я еще вчера поставил на холодильник и которая была видна мне из гостиной. Слава богу, что я не купил «Крафт».

– Постарайся вспомнить. Ибарра – маленькая фирма, торговавшая недвижимостью. Помнишь, когда папа начал вкладывать деньги в жилье?

– Не помню, сынок. Во что только твой отец не вкладывал деньги, так что перестань морочить меня подробностями.

– Хорошо. Суть в том, что он несколько раз судился с Ибаррой. Ты даже этих судов не помнишь?

– Разве все упомнишь? Десять лет все вокруг только и делали, что подавали на нас иски. Не знаю, что на них на всех нашло, только адвокаты трезвонили день и ночь.

– Так вот, Ибарра был одним из многих, с кем судился папа. И в этой маленькой драчке они проиграли. По всей видимости, папа через третьих лиц снял у Ибарры несколько квартир, которые показались ему наиболее запущенными, потом нанял техническую группу, которая обследовала все через микроскоп, и когда у него накопилось достаточно материалов, подал в суд на владельцев за несоблюдение всех норм, которым должно отвечать жилище. Короче говоря, Ибарре не удалось избежать обвинительного приговора, они пустили с торгов большую часть своих зданий по бросовой цене и распустили общество, оставив кучу должников. И, разумеется, папа постарался скупить большую часть и в конечном счете неплохо на этом заработал; не спрашивай, как именно, но он вернул все свои инвестиции и еще остался при барыше, перепродав собственность по более Дорогой цене.

– И не говори… Не знаю как, но в конечном счете твой отец всегда умудряется выиграть деньги. Хуан Себастьян в этом – весь в него. Зато ты больше похож на него внешне. Такой же головастый… впрочем, в этом вы все трое похожи. Но… позволь узнать, какое это все имеет отношение к тому, что мне с Эусебией запретили выходить из дома?

Вступительная часть, по крайней мере, возымела успокоительное действие, запутав маменьку деталями. Надо сказать, что не все они, строго говоря, были вымышленными, я столько наслушался от папеньки о подобных подвигах, что не составляло большого труда скроить новую историю из обрезков истинных. Теперь не хватало только соответствующего завершения, но я уже поймал ритм.

– Так вот, сей Ибарра угодил-таки в тюрьму. Благодаря тому, что папа сорвал с него грязное тряпье, которым он прикрывался, на свет выплыли и другие безобразия: взятки, мошенничество, словом, всевозможные беззакония. Ему дали десять лет, из которых он отсидел только пару в тюрьме не строгого режима, но этот тип воспринял все всерьез и приписал все свои беды действиям папы. Он поклялся отомстить, как только снова встанет на ноги; не прошло и пяти лет с тех пор, как он вышел, а уже снова основал несколько обществ под фамилией жены. Ты меня слушаешь?

– Слушаю, но меня интересуют дальнейшие похождения этого невоспитанного сеньора.

Если уж маменька посчитала Ибарру невоспитанным, то, значит, она поверила в придуманного мной персонажа. Маменька воспринимала любое мошенничество, особенно связанное с неуплатой налогов, прежде всего как изъян воспитания, как если бы вы положили локти на стол.

– Только скажи: ты помнишь, как тебе передавали, что папа звонил Себастьяну из больницы после несчастного случая?