изобильные дыры которых виднелась смуглая, загорелая кожа. Обувь была так же разнообразна, как и платье: высокие сапоги, поршни из бараньей кожи, обращенные мехом вверх, лапти, сплетенные из ремешков самых разнообразных фасонов и т. п. Единственно по чему можно было догадаться, что перед вами находятся русские воины, а не сборище разбойников, это по фуражкам, околыши которых под слоем пыли и грязи нельзя было различить по цветам. Несколько человек было в папахах, и верхнее платье их состояло из черкесок с подогнутыми полами, шляпки бердановских патронов выглядывали из газырей во всю ширину груди. Там и сям валялись скатанные шинели; винтовки не были составлены в козлы, а лежали возле сидевших или же растянувшихся на земле солдатиков и были в руках у стоявших или ходивших: мера предосторожности в случае нечаянного нападения. Шагах в четырехстах от этой группы, на вершине холма, виднелся силуэт часового, осматривавшего в бинокль окрестности.

Эта кучка людей представляла из себя половину охотничьей команды штабс-капитана Сл — кого; другая половина оставалась в укреплении Бендессен. Сам Сл — кий находился тут, равно как и гардемарин М — р, а также урядник барон Л — стерн. Все трое лежали на бурках, разостланных на берегу ручейка, шагах в десяти выше по течению от места расположения солдат, и пили чай из стаканов, сделанных из бутылок раньше мною описанным способом. Подойдем, читатель, поближе и послушаем, о чем говорит это трио, так как беседа их, быть может, объяснит нам присутствие охотников в этом месте и их дальнейшие намерения.

— Весь вопрос в том: имеет ли эта котловина выход, — говорил гардемарин, прихлебывая чай и выпуская облака дыма изо рта, — если нет выхода, то не стоит и спускаться туда, так как едва ли текинцы вздумают спуститься в такую мышеловку, откуда выбраться труднее, чем попасть туда…

— Совершенно согласен, но ведь следы крови довели нас как раз до этого обрыва; надо предположить, что текинцы убили джигита, но не успели его обобрать и, заслышав шум приближающегося транспорта, стащили его до обрыва и бросили туда, рассчитывая потом воспользоваться своей добычей, спустившись в провал.

— Но они, вероятно, сейчас же и спустились туда, потому что казаки не видали ни одного из них, хотя лужа крови не успела еще высохнуть, когда они подъехали, значит, времени прошло очень мало, — вставил слово барон, говоривший по-русски очень неправильно и с сильным иностранным акцентом.

— Если они залезли только в эту яму и нет другого выхода, тогда им придется не особенно приятно, — с холодной улыбкой заметил Александр Иванович.

— Много ли их может быть? — спросил барон, ни к кому в особенности не обращаясь.

— Если бы было много, они напали бы на транспорт; даже если бы и не хватило у них на это храбрости, то все-таки большая толпа не могла так быстро исчезнуть, будто сквозь землю провалилась, — заметил молодой моряк.

— Чем больше — тем лучше, господа; не забудьте нас 37 человек, а барон со своими 12 казаками дрался 9 часов против 300 человек, значит, партия в несколько сотен не может представлять для нас опасности.

— Только бы не было там другого выхода, вот в чем вопрос, — добавил Сл — кий и заметил: — Не пора ли подыматься?

— Да оно лучше, пока не жарко, — согласился моряк.

— В ружье! — крикнул командир охотников. Солдатики засуетились. Скатанные шинели надеты, баклажки наполнены водой, вся амуниция приспособлена таким образом, чтобы не мешать ходьбе и не шуметь.

Фельдфебель выстроил команду.

Александр Иванович подошел к команде с неизменным бердановским карабином в руках и, остановившись на средине фронта, произнес:

— Ребята! Мы сейчас спустимся в эту яму, которую вы видели; спуск трудный, но таким молодцам, как вы, это нипочем, надеюсь; на дне, должно быть, сидят текинцы, убившие вчера джигита, придется подраться, смотри же, молодцы — не плошать! Без команды не стрелять и близко неприятеля к себе не подпускать, на шашках они дерутся больно хорошо; в плен ни одного человека не брать! Слышите, ребята?

— Постараемся, ваше б-дие! — рявкнули молодцы.

— Штыки отомкнуть! Полурота — товсь!

Защелкали замки берданок, патроны вложены.

— Курки на первый взвод!

— Напра-во! Ружья вольно! Шагом марш!

— Петров, Кузьмин и ты, Долбня, ступайте вперед, так шагов на четыреста от нас, да зорко смотреть; в случае чего — стреляй! — приказал Александр Иванович.

Два солдатика и казак выделились из полуроты, вприпрыжку побежали к краю оврага и через несколько секунд исчезли.

Сл — кий шел впереди команды, сзади него трубач и один из рядовых.

Начался спуск, не было даже тропинки. Камни, большие и малые, были нагромождены в беспорядке; а в некоторых местах можно было поставить только одну ногу. Осторожно, опираясь плечом в отвесную стену слева и не смотря в пропасть глубиною саженей в тридцать, солдатики пробирались вперед; иногда из-под ног выскользал камешек, и вот, вот кажется смерть неминуема, но солдатик не терял равновесия и, отделавшись только испугом, продолжал медленно подвигаться вперед; маленький отряд растянулся длинной лентой. Положение охотников было таково, что два текинца, поместившиеся где-нибудь за камнями с бердановскими винтовками, могли их перебить совершенно свободно; к счастью для смельчаков, текинцев не было видно, и отряд понемногу подвигался вперед. Но вот Александр Иванович остановился, солдатики стали один за другим собираться, весь отряд тронулся и, прижавшись к скале, ожидал объяснения, что значит эта остановка.

— Не растягивайтесь очень, ребята, и не шумите, — вполголоса обратился командир охотников к солдатам, с напряженным вниманием слушавшим его, — если невзначай по нас откроют пальбу, ложись, приседай кому как удобнее, а главное — на ветер патронов не выпускай! Ну, с Богом вперед! — И Александр Иванович снова пошел вперед, твердо и вместе с тем легко ступая по краю обрыва, слегка наклонившись в левую сторону; солдатики не отставали, обмениваясь между собой тихими фразами.

— Ну и дорога, неча сказать, — пробормотал молодой сапер-охотник, у которого из-под сдвинутой на затылок кепи крупными каплями катился пот, — и чего бы, кажись, не прислать сюды нашу роту расчистить эту чертову гору…

— Эка тоже сказал! — возразил идущий впереди апшеронец, не поворачивая головы в сторону говорившего. — Нешто можно кажинную горку расчищать! А кто бы стал на Бендессенском перевале работать, кабы вашу роту сюды послать?

Сапер, убежденный непреложностью суждений своего товарища, замолчал и только изредка усиленно сопел носом, когда непривычные к горной ходьбе ноги расползались и он рисковал полететь на дно обрыва.

Замыкал шествие вышеупомянутый барон Л — стерн, урядник Таманского казачьего полка. Он едва поспевал за отрядом, уморительно ковыляя. Его