Признание было сделано почти шепотом, но Диана дернулась так, словно у нее над ухом громко крикнули. Леди Шелдон широко улыбнулась.

— Это подарок моего мужа. Сама я никогда бы не осмелилась на такую покупку, но он слишком хорошо изучил меня и знает, как мне угодить. Эти туфли, — леди Шелдон опять выставила их кончики на показ, — делают меня более смелой. Они как бы говорят мне: не бойся, живи, не оглядываясь на других, и радуйся жизни.

«Какая любовь. Какая привязанность и тонкое понимание друг друга. Впрочем, никто не знает, что нас ждет в будущем, и даже такая любовь со временем может угаснуть», — подумала Диана. Вежливо улыбнувшись, она постаралась перевести разговор в более безопасное русло:

— Пожалуйста, примите мои несколько запоздалые поздравления с вашим замужеством и рождением ребенка. Ваш последний бал: великолепен, впрочем, я ничего другого и не ожидала от леди Уэстон.

Леди Шелдон была явно сбита с толку, она посмотрела в лицо Дианы так, как будто столкнулась с чрезвычайно сложной и трудной задачей.

— Благодарю вас, мисс Мерриуэзер, — поспешно пришла ей на помощь леди Данстон. — Моя свадьба, как и свадьба моей сестры, была довольно скромной, что несколько расстроило нашу матушку. Вот почему мы с сестрой решили, что теперь надо помочь осуществлению ее самых грандиозных планов. Похоже, первой жертвой ее величественных замыслов должен стать наш несчастный брат. Судя по ее намерениям, брачная церемония нашего Генри должна будет состояться по меньшей мере в самой аристократической части Лондона — в церкви святого Георгия на Ганновер-сквер. Однако, черт побери, куда он запропастился? О, не верю своим глазам, он попал в лапы к лорду Блатерсби. Бедняга, как же ему не повезло!

Диана сочувственно вздохнула:

— За обедом он сидел как раз рядом со мной, а по другую руку от меня разместили барона Финкли.

— Любопытно, чем вы так досадили леди Келтон? — лукаво поблескивая глазами, усмехнулась леди Данстон.

Улыбнувшись в ответ, Диана покачала головой:

— Я сама в недоумении. Однако у вашего брата такой несчастный вид.

Леди Данстон закивала головой в знак согласия, тем не менее по выражению ее лица было заметно, что ее это не особенно волнует.

— Кто-то должен спасти его.

Она вопросительно посмотрела на сестру.

— Да, кто-то должен, — согласилась леди Шелдон с таким видом, что было совершенно ясно — она точно не пойдет на выручку брата.

— Я помогу ему.

Диана сама не поняла, как сорвались с ее языка эти несколько опрометчивые слова, которые вызвали откровенное недоумение у двух ее собеседниц.

Леди Шелдон задумалась, тогда как леди Данстон почти не скрывала удивления:

— Мисс Мерриуэзер, мне кажется, мой брат не нуждается в чьей-нибудь помощи.

Диана шумно вздохнула:

— Но за последние несколько лет он не раз выручал меня на балах. Эта услуга — самое меньшее, чем я могу отблагодарить его.

Диана поспешно встала, словно опасаясь, что передумает и не станет совершать этого довольно неблагоразумного поступка. Подойдя к двум мужчинам, она смело вклинилась в их разговор:

— Прошу меня извинить, лорд Блатерсби, но леди Данстон попросила меня позвать к ней брата. Ей необходимо сообщить ему нечто крайне важное.

Генри встрепенулся и начал приносить свои извинения.

— Чем вызвана такая милость с вашей стороны? — тихо спросил он Диану, когда они отошли на несколько шагов.

— Ничем. — Диана пожала плечами. — Мне показалось, что вы попали в затруднительное положение. Как говорится, долг платежом красен. Вот я и решила вам помочь.

— Мисс Мерриуэзер, примите мою самую искреннюю благодарность. Вы не поверите, но за пять минут нашей беседы с лордом Блатерсби мне показалось, что я начинаю…

— Обрастать шерстью, — пошутила Диана.

— Почти. — Генри внимательно посмотрел ей в лицо. — Странно, почему вы раньше никогда не показывали себя с этой стороны?

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что у вас отличное чувство юмора, за которым, как мне кажется, вы прячете свои беды и неприятности. Сейчас вы улыбаетесь, ваши глаза искрятся от смеха. Как это не похоже на ваш обычный неприступный вид и на ту маску непоколебимой пристойности, которую вы всегда носите.

Диана почти обиделась от подобной откровенности:

— Это вовсе не маска, а соблюдение приличий отнюдь не делает меня неприступной.

— Да что вы говорите? — Генри усмехнулся. — А по-моему, всех отпугивает именно ваша улыбка на сжатых губах. Вы владеете ею в совершенстве. От такой улыбки у любого кавалера душа уходит в пятки.

— Но ведь на вас она не действует, — робко попыталась возразить Диана.

— Я не из боязливых, — шутливо отозвался Генри.

— Любой человек чего-нибудь боится, — уверенно заявила Диана.

— Да? И чего же боитесь вы?

Его низкий бархатистый голос проникал до самого сердца.

Она подняла голову и посмотрела прямо в его синие глаза, похожие на чистое летнее небо, потом его глаза потемнели, словно на небе появились облака.

— Вас, — прошептала она.

— Меня? — удивился он.

— Не столько вас, сколько людей такого склада, как вы.

Глядя на Генри, нельзя было подумать, как глубоко задело его замечание Дианы. Однако она почувствовала, что ее слова попали в цель. Он весь напрягся, и в горле у него слегка захрипело, но он быстро взял себя в руки. В отличие от него Диана никак не могла успокоиться. Его голос волновал, тревожил и в то же время брал за душу.

— Людей такого склада, как я, — повторил он. — И к какому же складу людей я отношусь?

— Вы беспринципный нахал.

Генри хрипло рассмеялся, причем так громко, что привлек внимание многих гостей. Диана поежилась от неприятного ощущения, вызванного посторонними взглядами, брошенными в их сторону. Ей показалось, что через миг на них начнут показывать пальцами и перешептываться за их спинами.

«Ее мать убежала с управляющим конюшней, неблагородная кровь, если говорить откровенно… Она никогда не будет красавицей… Вы слышали, точно так же Лэнсдауны приняли назад свою дочь… только из христианского милосердия…»

С чего это ей взбрело в голову, что Генри хочет ее спасти? Она никому не нужна. Ни бабушке, ни дедушке. Ни отцу, конечно. Коварный серый туман опять застлал ее сознание, она снова оказалась в ловушке прошлого, не желавшего ее отпускать.

Она бежала и бежала, куда глаза глядят, и не только потому, что заблудилась. Она бежала всю жизнь. Но разве у нее был выбор? Она не могла повернуть назад и вернуться к себе домой. У нее не было дома.