— Кука! Так и знал, что явишься следом, — приветствовал бенефициария Анний сомнительной шуткой.

— Я смотрю, в здешних местах все заделались в пророки! Куда ни приди, все уже всё знают наперед, только по-прежнему делают глупости. — Куку шатало от усталости, и он опустился на скамью, вытянув перевязанную разорванной туникой ногу. Сквозь грязную ткань проступала черными пятнами засохшая кровь.

— Кто же еще может принести плохие вести — только ты, воспитанник злобной кукушки, — отозвался военный трибун.

— Кукушки не воспитывают детей… Пора бы знать, — лениво отбрехался Кука.

Они не были друзьями, но и не враждовали. Просто каждая их встреча соединялась с какой-нибудь бедой. В первый раз Кука отыскал клад в горах, Анний же, пытаясь этот клад перевезти в римский лагерь, потерял немало солдат и лишился руки. Во второй раз встретились они, когда Куку и его товарищей центурион Нонний хотел распять как предателей. Тогда Анний легионеров спас, но от той драки не на жизнь, а на смерть остались на шкуре Куки две отметины. Теперь же (нетрудно было предположить) Кука явился в лагерь в одиночку, падая от усталости, не потому, что торопился сообщить о награде или принять участие в пирушке.

— Где Лонгин? — повторил Кука.

— Легат и его люди уехали три дня назад. Теперь их не догонишь. — Военный трибун кивнул на изувеченную ногу Куки. — Я велю своему медику тебя осмотреть.

Личный раб военного трибуна принес Куке вина с горячей водой и миску с похлебкой и вышел. Бенефициарий зачерпнул бобов с салом, проглотил пару ложек. Третью до рта не донес — только измазал бороду. Сказал, умоляюще глядя на трибуна:

— Пошли кого-нибудь за ними. Это ловушка. Подлая-преподлая ловушка. Здешние волчары хотят сцапать Лонгина. Я бы и сам пошел, но, как видишь — сейчас из меня гонец никудышный.

Военный трибун молча смотрел на Куку несколько мгновений, потом отрицательно покачал головой:

— Нет, не пошлю.

— Что?! — Кука аж подпрыгнул и тут же взвыл от боли — так отдалось резкое движение в искалеченной ноге.

— Не пошлю, — повторил Анний. — Во-первых, мой человек не догонит Лонгина. Во-вторых, даков в отряде легата столько же, сколько и римлян. Если Лонгина хотели захватить в плен, то уже захватили или в ближайшее время захватят. Не нам соревноваться с варварами на горных тропах осенью и зимой.

— Значит, так?

— Именно. Я не буду губить своих людей ради дела, от которого не будет пользы.

— Прежде ты был не так осторожен, — заметил Кука.

— Я научился благоразумию. — Военный трибун сел рядом с бенефициарием, погладил культю. — За урок пришлось дорого заплатить. Мой приказ: подлечи ногу, возвращайся в Эск, пока зима окончательно не засыпала дороги снегом.

Кука не ответил — вдруг выхватил кинжал, и в следующий миг клинок оказался у горла трибуна.

— Ты пошлешь за ними самых лучших гонцов на самых резвых скакунах. Каждому дай сменную лошадь. Немедленно! Сейчас!

— Я просто погублю людей. — Анний поморщился, но не сделал попытки освободиться.

— Погубишь. Потому что заранее смирился с поражением. А я — нет. У них есть шанс догнать Лонгина. Если будут стараться.

* * *

Есть события, противиться которым невозможно. Ты из силков, а Судьба опять толкнет тебя на покинутый путь. Ты — в кусты, а молния кусты подпалит. Видать, был жребий Приску и Лонгину ехать в Сармизегетузу, иначе бы Судьба как-нибудь иначе распорядилась доставленным из Дакии письмом. А так привез его Кука в Дробету на пятый день после отъезда Лонгина и его свиты.

Кука зашел в комнату Приска (здесь теперь разместились трое — Тиресий, Оклаций и Фламма), положил таблички перед предсказателем.

— Читай, — только и бросил старый товарищ, а сам тут же налил себе из кувшина неразбавленного вина (оказалось местное, из долины Алуты, весьма недурное, просто сочинителями еще не прославленное).

— Что это? — Тиресий глянул исподлобья на старого товарища.

— Читай! — заорал Кука.

Тиресий открыл таблички (печать была уже сломана, Кука письмо читал).

— «Старый друг центуриону Валенсу, привет!

Мое послание доставит торговец-грек, что привозил в Пятре Рошие оливковое масло. Ему и раньше доводилось передавать мои письма. Однако в этот раз письмо наиважнейшее. Отошли его как можно быстрее легату Лонгину. Двенадцать дней назад приезжал к Турну, что распоряжается в крепости, его племянник Сабиней. Приезжал ненадолго, на один день. Сказал, что есть у него поручение от самого Децебала, и от того, исполнит Сабиней поручение или нет, будет зависеть судьба всего царства…»

Тиресий оторвался от чтения и поднял глаза на Куку.

— Ну чего же ты… Дальше читай! — фыркнул бенефициарий и вновь наполнил кубок до краев. — Это письмо центурион Валенс получил, прочел и мне отдал.

— «…Не стану рассказывать, как мне удалось выведать, что за поручение царя должен исполнить Сабиней. Скажу одно — это было непросто. Так вот: Сабиней отправляется в Дробету, дабы заманить легата в Дакию на встречу с Децебалом и захватить в плен. Предупреди его. Скажи: сведения верные.

Будь здоров!»

— Старый друг? — переспросил Фламма.

— Это Скирон, — пояснил Кука.

— А я-то думал, он ушел на север вместе с дезертирами, — заметил Тиресий.

— Ушел, но теперь, как видишь, вернулся. Писем от него после победы не было ни одного — и вдруг такое…

Кука снова потянулся к кувшину, но Тиресий кувшин отодвинул и спросил:

— Валенс показал письмо легату легиона?

— Легат Мурена отбыл к наместнику в Томы. Так что я решил не терять времени и помчался сюда. Лонгин отбыл?..

— Четыре дня как, пятый пошел, — сказал Тиресий.

— Вот дурак! Как же он поверил Децебалу! Как девица! Ой, лапочка, я на тебе женюсь, только раздвинь ножки! — Кука сплюнул. — А вы-то куда все смотрели?!

— Думаю, легат знал, что его захватят в плен, сам нарочно полез в волчье логово, — проговорил задумчиво Тиресий.

— Но с ним наш старина Гай!

— И что?

— Надо вернуть Лонгина и Приска с дороги! — воскликнул Кука.

— Не догоним, — покачал головой Тиресий. — Они уже далеко. И я Приска предупреждал, что дело опасное.

— Их убьют! — взвыл Кука.

— Нет.

— Откуда ты знаешь? Хотя чего это я, — Кука махнул рукой. — Опять видение…

— Тиресий в пророческом сне видел огро-о-омный алмазный перстень, — похвастался вместо друга Оклаций.

— И что, они вернутся целыми и невредимыми, хочешь сказать? — мигом обнадежился Кука: Тиресию он всегда верил.