Стараясь разрядить обстановку, он улыбнулся ей, и Сью немедленно уронила письма, которые принесла на подпись.

— О Боже! Вы в состоянии сделать хоть что-то как следует?! — завопил Лоренс.

Влетевшая миссис Райан препроводила хнычущую помощницу в ее комнату, а затем, вернувшись, собрала письма и холодно сказала Лоренсу:

— Если бы вы не кричали, она бы так не пугалась, мистер Хейз.

— Я не кричал, когда она вошла, — я улыбался, но это, похоже, подействовало на нее еще хуже!

— Она, очевидно, решила, что вы хотите прогнать ее. Вы обычно улыбаетесь, когда увольняете людей.

Лоренс в ужасе воскликнул:

— Что вы имеете в виду? Хотите сказать, что я радуюсь, увольняя людей?

— Нет конечно. Именно поэтому вы и улыбаетесь; это чисто нервное. — Миссис Райан пристально посмотрела на него. — А что заставляет вас нервничать теперь?

Лоренс, не ответив, принялся подписывать письма. Если и существовало что-нибудь, чего он не мог вынести, так это женщин, которые полагают, что способны читать его мысли. Когда Скотт приехал за ним, Лоренс вышел в приемную с пакетом из универмага, в котором лежали подарки. Миссис Райан посмотрела на пакет и с любопытством прочла на нем название магазина, однако от комментариев воздержалась. Возможно, потому что глаза Лоренса предупреждали: только попробуйте!

Когда Скотт завел мотор, Лоренс сказал:

— Не домой, Скотт… В «Тихую гавань», пожалуйста.

Скотт через плечо посмотрел на него. Лоренс откинулся на сиденье и уставился в окно, на городские улицы, запруженные людьми, возвращавшимися с работы.

Помедлив несколько секунд, шофер тронулся с места, так и не задав вопроса. Поездка предстояла неблизкая. Разглядывая незнакомые улицы, Лоренс зацепился взглядом за что-то в витрине зоомагазина.

— Остановите! — требовательно воскликнул он, и Скотт въехал на маленькую стоянку перед цепочкой магазинов. Лоренс выпрыгнул из машины. — Я скоро вернусь.

Он бросился к зоомагазину и через несколько минут вышел из него, неся в руках плетеную корзинку с пестрым матрасиком и поводок с ошейником. Скотт недоверчиво посмотрел на него.

— Собираетесь завести собаку, мистер Лоренс?

— Нет, это подарок. — Лоренс забрался в машину и положил свое приобретение рядом. — Хорошо, теперь можем ехать дальше.

Когда они свернули на улицу, где жила Мэй, Лоренс ощутил странную вибрацию в груди, напоминавшую гул приближающегося землетрясения. Как хорошо, что поблизости нет миссис Райан с ее всепонимающей улыбкой!

— Хотите, чтобы я вас подождал? — спросил Скотт, тормозя у ворот знакомого дома.

— Нет, я вызову такси. Надеюсь, вы приятно проведете вечер с вашими друзьями.

Он знал, что чета Хэнсон собиралась на вечеринку, которую устраивали их давние и очень близкие друзья по случаю годовщины свадьбы.

Скотт улыбнулся.

— Надеюсь, и у вас будет приятный вечер. Передайте мои лучшие пожелания молодой леди.

Лоренс слегка покраснел и понял, что шофер это заметил. Он был готов кусать локти от досады: почему он все время испытывает чувство неловкости, словно делает что-то предосудительное?! Лоренс вышел из машины и захлопнул дверцу ногой, поскольку руки у него были заняты — одна пакетом, другая корзинкой и поводком. Скотт сказал ему вслед:

— И сердечный привет мадам — ведь сегодня ее день рождения, не так ли?

Лоренс замер, словно услышал над ухом выстрел, а затем обернулся.

— Откуда вы это знаете?

Скотт оставался, как всегда, невозмутимым и без смущения встретил его взгляд.

— Марта вспомнила. У нее великолепная память на дни рождения.

Лоренс улыбнулся.

— О моем она всегда помнила. — А вот его отец — никогда. — Счастливо, Скотт.

Шум веселья донесся до него задолго до того, как он приблизился к дому. Лоренс остановился на дорожке, вслушиваясь в голоса и смех, собачий лай, звуки музыки. Похоже, вся компания чудесно проводит время.

Вокруг него качались деревья, струились весенние ароматы, а над крышей дома синело безоблачное небо.

Ему пришлось позвонить четыре раза, прежде чем дверь открылась. Из нее вывалились дети в вперемежку с собаками. Бетти первой добралась до него и обхватила руками то, что оказалось ближе всего, — его талию.

— Я знала, что вы придете! Я уже целую вечность прислушиваюсь к дверному звонку. Но вы опоздали. — Ее взгляд упал на корзинку, и она задохнулась от восторга. — Какая красивая! Это для моего щеночка?

Поверх ее головы он встретился со взглядом Мэй и растерянно произнес:

— Я проезжал мимо зоомагазина по дороге сюда и подумал, что… это может пригодиться.

Бетти обняла корзинку обеими руками и оглянулась в поисках щенка.

— Она слишком большая для тебя, давай я понесу, — сказал Мэтт, пытаясь забрать у нее корзинку.

— Нет, я справлюсь! — вскрикнула Бетти и в глазах ее блеснули слезы. — Ведь, правда?

— Да, — машинально ответил Лоренс. — Не плачь, Бетти, лучше покажи своему щенку его новую кроватку.

Слезы девочки моментально высохли, и она с гордым видом направилась внутрь дома в сопровождении братьев. Собаки поспешили следом, обнюхивая корзинку и путаясь под ногами.

— Не мешайтесь, противные, — прикрикнула на них Бетти. — Это не вам!

— Вы зайдете или нет? — спросила Мэй. Ее лицо мягко светилось в сумерках.

Он смотрел на нее не говоря ни слова. Однако это не было неловким молчанием: он просто не испытывал необходимости говорить, как, по-видимому, и она. Прошла, казалось, вечность с тех пор, как они виделись в последний раз, и в то же время это было словно всего лишь мгновение назад.

Лоренсу сдавило грудь, он едва мог дышать. Неужели это и есть влюбленность? — подумал он. Неужели так все и бывает? Это головокружение, это глубокое сосредоточение на единственном из всех человеческих существ — неужели и есть любовь? Он пожирал глазами завитки волос на ее лбу, широко распахнутые глаза, светившиеся в темноте, словно у кошки, приоткрытые губы, готовые улыбнуться в любой момент.

Ее так нетрудно полюбить! Паника охватила его, будто пожар — деревянное строение. Лоренс почувствовал, что весь горит, что пропал навеки.

Он не может допустить, чтобы это случилось. Он слишком стар для нее. Они такие разные — словно пришельцы из миров, никогда раньше не соприкасавшихся друг с другом. Он жил в мире, где властвуют безжалостная борьба, холодный расчет, где в конечном итоге все решают деньги и ничто не имеет значения, кроме успеха. Ее же вселенная зиждилась на семейственности и сердечности, любви и чувстве долга, и единственное, что ценится здесь, — человечность. Если два этих мира столкнутся, это приведет лишь к боли, даже к разрушению либо одного, либо другого, либо обоих вместе. Было бы сумасшествием даже думать об этом — а он всегда так гордился своим благоразумием!