— Теоретически это возможно.

— Так да или нет, доктор Мелроуз? Возможно?

— Да.

— Благодарю вас, доктор. Вопросов больше нет.

На самом деле Вэнситарт говорил с Джонатаном Стейном особым, закодированным языком, но смысл сказанного был судье вполне ясен и очевиден. А говорил он ему следующее: вот что произошло с моим клиентом, и если он будет придерживаться этих своих показаний, сами понимаете, никакому обвинению их не опровергнуть.

Сидевший в заднем ряду Джек Бернс отчаянно чертыхался про себя. Почему этот Мелроуз не мог со всей определенностью заявить, что со времени получения его пациентом травмы прошло никак не более четырех часов? Неужели это так трудно определить? Черт бы побрал этих честных, скрупулезных врачишек!

Мистер Пол Финч возглавлял лабораторию судебно-медицинской экспертизы. Полицейского чина не имел, но наряду с другими гражданскими специалистами и учеными работал по контракту на полицию вот уже много лет.

— Вам в лабораторию поступило довольно большое количество предметов туалета, проще говоря, одежды, взятой из квартиры, где проживали обвиняемые? — спросил его Вэнситарт.

— Да.

— И вы просматривали каждый шовчик на вещах, которые были на жертве в день нападения?

— Да.

— И с помощью последних достижений науки и техники осматривали эти вещи на предмет обнаружения микроскопических волокон, которые могли попасть с одежды обвиняемых на вещи пострадавшего и наоборот?

— Да.

— Удалось ли обнаружить хоть какие-то следы?

— Нет.

— Вы также обследовали футболку в пятнах засохшей крови?

— Да.

— И получили для сравнения пробу крови моего клиента мистера Прайса?

— Да.

— И кровь совпадала?

— Да.

— Удалось ли обнаружить на футболке следы чьей-то другой крови?

— Нет.

— Вы получили образчики крови, взятой с тротуара на Пэредайз Уэй или же с каких-либо прилегающих улиц в районе Мидоудин Гроув?

— Нет.

— Вы получили образчики крови, взятой рядом или из-под грузовика, припаркованного на Фарроу Роуд?

— На Фарроу Роуд? Нет.

— Так я и думал. Вопросов больше нет.

Мистер Гамильтон с присущей ему веселой самоуверенностью зачитал заключение о смерти. Причиной смерти, заявил он, были серьезные повреждения ствола головного мозга, вызванные путем нанесения многочисленных и сильных ударов по черепной коробке, по всей видимости, носком тяжелого ботинка.

— Скажите, — спросил его Джеймс Вэнситарт, — вы при вскрытии обследовали каждый дюйм тела жертвы?

— Разумеется.

— В том числе и правую руку?

Мистер Гамильтон зашелестел бумажками.

— О правой руке тут ничего не сказано.

— Наверное, просто потому, что на ней не было повреждений?

— Да, это единственное объяснение.

— Благодарю вас, мистер Гамильтон.

В отличие от выступавших до него профессионалов мистер Уиттейкер, хозяин наблюдательной собаки, слегка нервничал и резко выделялся среди остальных присутствующих в зале своим нарядом. На нем был блейзер с нашивками Королевского артиллерийского полка. Он имел полное право носить такие нашивки — во время Второй мировой войны мистер Уиттейкер был артиллеристом.

В клубе «За шестьдесят», который он посещал, все были приятно удивлены и взволнованы, узнав, что он будет выступать свидетелем по делу об убийстве. А вконец растерявшийся, но благодарный пес Митч был в совершенном смятении от свалившихся на него ласк, похвал и угощений.

Направляемый и поощряемый мисс Сандаран, он рассказал, как вывел Митча на обычную утреннюю прогулку, но тут вдруг начался дождь, и он, заторопившись домой, решил сократить путь и пройти через свалку, куда проник через известную ему лазейку в изгороди. Он объяснил, что Митч бежал без поводка, а потом вдруг метнулся куда-то и принес в зубах хозяину какой-то предмет. Это был бумажник. И вот, вспомнив об обращении в пятничном выпуске газеты, он принес этот самый бумажник в участок на Доувер-стрит.

Не успел он закончить свое повествование, как поднялся высокий мужчина в дорогом костюме. Мистер Уиттейкер знал таких типчиков как облупленных. Сосут из клиентов деньги, защищают всякую шваль. Да в старые добрые времена его бы просто повесили на фонарном столбе, и все бы только радовались, Мужчина был его врагом. Но враг этот улыбался ему так мило и дружелюбно.

— Раннее летнее утро, нет лучше времени для прогулок, верно? Прохладно, тихо, народу почти ни души?

— Да. Поэтому мне и нравится гулять с Митчем по утрам.

— Знаете, мне тоже. Я часто вывожу на раннюю прогулку своего Джека Рассела.

Он снова улыбнулся — сплошное дружелюбие и обаяние. Вроде бы и неплохой парень, этот блондин.

— Так, стало быть, вы шли через свалку, и ваш Митч бегал без поводка?

— Да.

— А потом вдруг подбежал к вам, и вы заметили у него в пасти какой-то предмет?

— Да.

— А вы видели, где именно он его нашел?

— Нет, точно не скажу.

— Но мог найти его, скажем, в десяти ярдах от изгороди?

— Помню, что отошел от нее ярдов на двадцать. А Митч подбежал ко мне сзади.

— Так, стало быть, он мог найти бумажник в десяти ярдах от изгороди?

— Ну, думаю, да.

— Благодарю вас, мистер Уиттейкер.

Пожилой мужчина растерялся. Секретарь делал ему знаки покинуть место для дачи свидетельских показаний. Что все это означает? В конце концов, мистера Уиттейкера проводили в зал, и он нашел свободное место в ряду возле прохода.

Работа с отпечатками пальцев — еще одна серьезная дисциплина, и для этой цели городская полиция также привлекает ученых-контрактников. Одним из таких ученых являлся мистер Клайв Адамс.

Он описал поступивший в его распоряжение бумажник и три набора отпечатков, которые на нем обнаружил. Затем исключил те, что принадлежали мистеру Уиттейкеру, нашедшему этот бумажник, а также отпечатки владельца, ныне покойного. Сравнение выявило, что оставшийся третий набор отпечатков принадлежал Гарри Прайсу. Мистер Вэнситарт поднялся.

— Были ли какие-либо из этих отпечатков смазаны?

— Несколько.

— А почему иногда отпечатки получаются смазанными, мистер Адамс?

— Ну, в том случае, если один отпечаток накладывается на другой и тогда не может служить доказательством. Или если потереть место с отпечатком о какую-то другую поверхность.

— К примеру, о подкладку кармана?