— Ты прав, должно быть, это выглядит странно, что я не рассказал тебе про нее. Но я действительно не сообразил. — Он помолчал, затем добавил, с неловким смешком: — Думаю, психолог нашел бы это примечательным: забыл упомянуть, что женат.

— Марк, дай я у тебя кое-что спрошу. Ты мне всю правду говоришь?

— Что?.. Почему ты спрашиваешь?

— Слушай, не тяни резину.

Последовала долгая пауза.

— Знаешь, — наконец сказал Меллери, вздохнув, — это долгая история. Я не хотел впутывать Кадди в этот бардак.

— Про какой бардак ты сейчас говоришь?

— Про угрозы.

— Она не знает про эти письма?

— В этом нет необходимости. Они просто напугали бы ее.

— Наверняка она знает про твое прошлое. Она же читала твои книги.

— Она знает. Но эти угрозы — совсем другое дело. Я просто не хочу, чтобы она волновалась.

Это показалось Гурни почти убедительным. Почти.

— А есть какая-то часть твоего прошлого, которую ты особенно тщательно хочешь скрыть от Кадди, от полиции или от меня?

Неуверенная пауза, за которой последовало «нет», настолько явственно противоречила отрицанию, что Гурни засмеялся.

— Что смешного?

— Я не знаю, можно ли тебя назвать худшим лгуном из всех, кого я знавал, Марк, но ты явно в десятке лидеров.

После еще одной долгой паузы Меллери тоже начал смеяться. Это был приглушенный, вымученный смех, напоминающий сдавленные рыдания. Затем он произнес упавшим голосом:

— Что ж, когда все прочее не работает, остается только сказать правду. А правда в том, что вскоре после нашей с Кадди женитьбы у меня был краткий роман с женщиной, которая была гостьей института. Это было чистое безумие с моей стороны. И все закончилось плохо, что любому здравомыслящему человеку было бы ясно с самого начала.

— И?..

— И все. Я вздрагиваю при одной мысли об этом. Эта история связывает меня с моим прошлым, со всей его грязью — эгоизмом, похотью, порочными мыслями.

— Может быть, я чего-то не понял, — сказал Гурни. — Но как это связано с тем, почему ты мне не сказал, что женат?

— Ты будешь думать, что у меня паранойя. Но я подумал, что тот роман может каким-то образом быть связан с этой историей с письмами. И я испугался, что если ты узнаешь о Кадди, ты захочешь с ней поговорить, и… последнее, чего я хочу, — это чтобы она узнала о том безрассудном, идиотском романе.

— Понимаю. Кстати, а кто владелец института?

— В каком смысле владелец?

— Разве существует несколько смыслов?

— Духовно я владелец, потому что программа основана на моих книгах и записях.

— Духовно?

— Юридически всем владеет Кадди — недвижимостью и остальным вещественным имуществом.

— Любопытно. То есть ты главный акробат, но цирк принадлежит Кадди.

— Можно и так сказать, — с прохладцей ответил Меллери. — Думаю, пора вешать трубку. Арибда может позвонить в любой момент.

Он позвонил ровно три часа спустя.

Мадлен устроилась на диване с вязаньем и была полностью поглощена одной из трех работ, которые у нее находились в разной степени готовности. Гурни сидел в кресле поблизости и листал 600-страничный учебник по компьютерной обработке фотографий, но не мог сосредоточиться на чтении. Дрова в камине догорели до углей, над которыми теперь вспыхивали и, чуть потанцевав, исчезали языки пламени.

Когда зазвонил телефон, Гурни поспешил подойти.

Меллери говорил низким встревоженным голосом:

— Дэйв, это ты?

— Да, я слушаю.

— Он на другой линии. Я включил запись и собираюсь тебя подсоединить. Ты готов?

— Давай.

Мгновение спустя Гурни услышал странный голос, заканчивающий предложение:

— …не будет какое-то время. Но я хочу, чтобы ты знал, кто я.

Голос был высокий и натужный, ритм — неловкий и искусственный. Чувствовался какой-то акцент, но не характерный, как будто слова нарочно слегка коверкали, чтобы сделать голос неузнаваемым.

— Сегодня вечером кое-что для тебя было оставлено. Ты получил?

— Получил что? — Меллери явно нервничал.

— Не получил, значит? Ладно, скоро получишь. Ты знаешь, кто я?

— Кто вы?

— Тебе действительно интересно?

— Разумеется. Откуда я могу вас знать?

— Значит, цифра 658 не подсказала тебе ответ?

— Эта цифра для меня ничего не значит.

— Неужели? Однако из всех возможных цифр ты выбрал именно ее.

— Да кто вы, черт побери?

— Есть еще одна цифра.

— Ч-что? — Голос Меллери задрожал от волнения и испуга.

— Я сказал, что есть еще одна цифра. — В голосе звучало садистское удовольствие.

— Не понимаю.

— Подумай сейчас о какой-нибудь цифре, любой, кроме 658.

— Зачем?

— Загадай любую цифру, кроме 658.

— Хорошо. Я загадал.

— Отлично. Теперь прошепчи ее.

— Не понимаю, что?..

— Прошепчи цифру.

— Прошептать?

— Да.

— Девятнадцать, — громко и резко прошептал Меллери.

На другом конце раздался мрачный смех.

— Хорошо, очень хорошо.

— Так кто вы?

— А ты все еще не понял? Столько мучений, а ты не узнаешь меня. Такую возможность нельзя было исключать. Поэтому тебе была оставлена записка. Ты уверен, что не получал ее?

— Не знаю, о какой записке речь.

— Да, но ты же знал, что цифра 19.

— Вы же сказали загадать цифру.

— Но это была та самая цифра, разве нет?

— Я ничего не понимаю.

— Ты давно заглядывал в свой почтовый ящик?

— Почтовый ящик? Не знаю, когда-то днем.

— Загляни туда еще раз. Увидимся в декабре или даже в ноябре. — За этими словами последовал обрыв связи.

— Алло! — закричал Меллери. — Вы там? Вы слышите? — Когда он снова заговорил, его голос звучал изможденно. — Дэйв?

— Я здесь, — ответил Гурни. — Повесь трубку, проверь ящик и перезвони мне.

Едва Гурни повесил трубку, как телефон вновь зазвонил. Он ответил:

— Угадал. Как ты?

— Хорошо. Но я тут немного занят…