Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако были в его нелегкой работе моменты, когда по не зависящим от него причинам больной умирал, хотя доктор все делал правильно. И наоборот, когда по всем физиологическим показателям должна была прийти скорая смерть, а человеку словно давался второй шанс.
В минуты отчаяния, когда Илий не чувствовал под собой онемевших ног, когда сводило до боли согнутые в локтях руки, когда операциям не было конца и края, он молился. Но молитва его не имела ничего общего с суевериями, это была его единственная и последняя возможность помочь умирающему пациенту.
Он молился естественно, своими словами, обращаясь к Тому, Кто создал это сердце с четырьмя камерами, клапанами и аортой, Кто создал многочисленные оболочки, систему мышц и магистрали нервов, по которым бежит электричество. Он обращался к Создателю этого сложного организма, работающего как часы или как компьютер. Илий слишком хорошо знал, как устроен человек, и его еще со студенчества восхищала оригинальность и сложность этого устройства. Доктор чинил этот автомат живого человека, трепещущий под его руками, он разрезал волокна и ткани, которых не создавал, и в тяжелые минуты, с глазами ученика, впервые разобравшего радио, обращался за помощью к Учителю.
Но такое происходило редко. Илий прибегал к молитве только в самых крайних случаях. В мирное время, как и многие люди, он надеялся лишь на собственные силы.
Глаза искали солнечный силуэт. Тонкие, но часто растущие стволы деревьев закрывали обзор. В просветах за рощей блестела вода в реке, еще сильнее сбивая с толку.
Вдруг Илию показалось, что он услышал голос сына. Высокий протяжный плач.
Его сердце сжалось до боли. Ярость затмила разум, затем пришло бессилие. И снова он ничего не увидел. Тогда, как бы сама собой, с губ слетела одна из тех молитв, которые он нашептывал, стоя часами над хирургическим столом. Взгляд его блуждал по горизонту, ловя то один, то другой солнечный блик, отражавшийся от воды.
Он не успел еще закончить молитвы, как вдруг ясно увидел скользящий вдоль берега силуэт: один, а за ним другой – сильно отставший.
Первым желанием было броситься в погоню. Но он успел немного остыть и рассудил, что «полудницы» могут снова уйти, что они куда быстрее его.
Доктор на мгновение закрыл глаза и постарался припомнить ландшафт. Он был тут всего лишь однажды, с Азимом, когда для чего-то искал соседа у берега. Карта местности, изгибы реки всплывали в его сознании, и, наконец, он сообразил, что река поворачивает вправо за небольшим холмом и делает петлю, образуя полуостров. Выходит, если бежать не вперед, а налево, он срежет путь и встретится с противником лицом к лицу.
Стоило признать – он совсем не знает своего врага в лицо. Врага? А кто же это может быть, если покусился на его детей!
Илий побежал, на этот раз стараясь двигаться бесшумно. Когда он взобрался на пригорок, ему показалось, что справа, со стороны реки что-то на мгновение ярко сверкнуло. Он снова явственно расслышал детский плач.
Илий испугался, что не успеет совершить перехват. Белая пелена покрыла глаза, гнев затмил мир вокруг. Отчаяние захлестнуло его. Он вдруг представил, что эти твари прямо сейчас причиняют его детям боль.
Что, если они обжигают их кожу?
Он почувствовал в себе страшную силу. Он готов был разорвать тех, кто похитил его детей. Если он не сможет пользоваться руками, то будет рвать зубами каждого, кто делает им больно… Нет, нельзя думать об этом! Нет, можно! Господи, помоги! Господи! Чей это голосок там?
Не стало доктора, не стало Илия. Первобытный человек, почти что зверь, перемахнул через пригорок, съехал вниз по влажным листьям и, подняв столб брызг, оказался на коленях в воде.
Ручей, примерно в полметра шириной, бежал в сторону реки. Ладонью Илий смахнул воду, забрызгавшую глаза, и поднял голову. Стремительно, прямо перед ним, пронесся ослепительный силуэт. Перед глазами потемнело. Не осознавая, что делает, Илий со всего маху зачерпнул воды и плеснул перед собой.
Он не попал в «полудницу». Не успел разглядеть ее и даже не понял, держит ли она кого-нибудь на руках. Но следом выплыл другой силуэт, тот, что двигался медленнее, и струя воды пролетела прямо перед ним.
Вторая «полудница» остановилась, словно раздумывая, куда ей двигаться дальше.
Илий закричал что-то бессвязное, пошарил рукой по дну и, вытащив скользкий от тины камень, швырнул его прямо перед горящим силуэтом.
Камень отскочил от ствола ивы и шлепнулся в ручей. Вода окатила фигуру только с одной стороны. На мгновение доктор увидел лицо. Обычное человеческое лицо, испещренное морщинами. Плотно сомкнутые веки, устало опущенные уголки рта. Острая косточка ключицы, выступающая из-под серой кожи. Запястье. Узловатые пальцы. Где-то он уже видел это лицо…
Илий отшатнулся. «Старуха! Старуха из больницы!»
Силуэт разгорелся ярче; словно почувствовав его страх, лицо старухи исчезло в лучах. Доктор зажмурил глаза и услышал голос сына: «Папочка! Папа!».
Илий шагнул вперед.
– Отдай мне сына. Поставь на землю! Слышишь?!
Он выговорил это с большим трудом, как бывает в бане, когда кто-нибудь только что плеснул воды на камни, и горячая волна пара не дает говорить. Его лицо жгло, но он сделал еще шаг.
«Если ничего не случилось с ребенком, значит, ничего не случится и со мной. А если…» – он не дал себе закончить. Он не мог просто стоять и ждать. Какое-то странное спокойствие пришло вслед за этим решением. Силуэт, будто бы отвечая его чувствам, начал светиться чуть тише. Илий протянул руки… Затем бросился очертя голову в самое пекло. На долю секунды он почувствовал тело мальчика, его цепляющиеся пальцы, и прижал к себе. Горячие волны пара обжигали кожу. Илий почувствовал, что проваливается, падает, он в последнюю секунду извернулся и приземлился на лопатки.
Раскрыл глаза. «Полудница» стояла на другом берегу ручья. Свечение ее стало слабее. И доктор снова узнал в силуэте сгорбленную старуху. Свет то становился ярче, то угасал, как будто она тяжело дышала и выбилась из сил.
Медленно, петляя между деревьями, словно слепая, она поплыла прочь.
Доктор осмотрел мальчика. Он был цел: ни ожогов, ни царапин. По щекам Гоши катились слезы, размером с ягоду брусники.
