В своей деятельности мы также в большей степени делаем акцент на речевых проявлениях, нежели на мимических признаках обмана.

Перед тем как мы с вами разберем психолингвистические особенности речи причастного и посмотрим, чем они отличаются от речи непричастного человека, нам нужно будет понять, почему речь является столь информативным каналом, превосходя иные каналы передачи информации.

Основными формами обмана, как мы говорили выше, являются умолчание и искажение. Рассмотрим эти формы лжи и то, как они отражаются в речи человека.

Умолчание – одна из самых простых и распространенных форм обмана. Тут лжец целенаправленно скрывает рентную информацию, но не сообщает ложную. Умолчание менее энергоемко и энергозатратно. При умолчании лжец может и не проявлять никаких маркеров лжи. Это связано также с тем, что умолчание еще и менее социально наказуемо. В таких случаях лжецы говорят: «Я не обманул, я просто не сказал!» Но, с моей точки зрения, это все равно ложь, поскольку есть причина лжи, а именно намеренно скрываемая рентная информация, есть последствия в виде угрозы наказания и т. д.

Умолчание, как правило, проявляется в нескольких речевых паттернах:

• отказ от ведения любой коммуникации – опрашиваемое лицо отказывается от любой формы коммуникации, ведет ее через доверенных лиц и адвокатов, не выдавая вообще никакой информации. Для нас это не признак лжи, а показатель того, что человеку есть что скрывать;

• «без комментариев» – любимый речевой паттерн политиков. Когда человек произносит подобные слова, отвечая на провокативный вопрос, он даже не понимает, что тем самым дает верификаторам понять, что скрываемая им информация находится в данной проверочной теме;

• «я вам ничего не скажу» – это еще один забавный, с моей точки зрения, стереотип поведения лжеца. Когда опрашиваемое лицо произносит подобного рода высказывания, сразу становится понятным, что ему есть что скрывать.

Верификатору нужно помнить, что, даже когда человек молчит, он все равно многое сообщает.

Искажение – основная форма лжи. В искажении лжец не только не сообщает правдивой информации, но и взамен предоставляет ложную. А значит, искажение является более энергозатратным, следовательно, маркеры лжи, например признаки лжи по ВНС, становятся более яркими и очевидными.

Общая структура речи лжеца при искажении

С точки зрения детекции лжи нас интересует не столько содержание высказывания, сколько его структуризация опрашиваемым лицом. Исходя из анализа высказывания, мы можем сделать достаточно точный вывод о причастности или непричастности субъекта к расследуемому событию, поскольку свой поведенческий стереотип причастный и непричастный человек формируют по-разному, и это всегда проявляется в речи. Сознательному контролю эти стратегии без специальной подготовки не поддаются.

Разнообразие видов поведенческой активности порождает разные типы установок, и естественно, что для эффективной реализации «плана выживания» человек будет использовать проверенные веками стереотипы.

При правильно построенной опросной беседе непричастный человек испытывает интерес к ее процедуре, ассоциирует себя с местом совершения преступления, проявляет свойственные ему эмоции, переходит из состояния в состояние в зависимости от изменения контекста, настроен на долгосрочную перспективу, рассказывает о своих внутренних ощущениях и переживаниях.

Причастный же человек в этих же условиях ведет себя иначе: находится в наблюдательной позиции, следит за действиями верификатора, диссоциирует себя не только от места преступления, но и от самого события преступления, ориентирован на настоящий момент, старается не рассказывать о своих внутренних переживаниях и ощущениях, постоянно пытается контролировать себя, свое поведение и речь.

Попробую описать структуру речевых ответов, исходя из стратегий мышления.

Структура речи причастного человека состоит из следующих психолингвистических стереотипов.

• «Обобщение».

В своей речи причастные лица используют так называемые кванторы всеобщности: «все», «всегда», «никто», «никогда». Стараются увеличить круг подозреваемых при ответах на вопросы о возможном участии их или кого-либо еще.

• «Оправдание намерений преступника».

В ответах, касающихся личности преступника, звучат оправдательные мотивы, проявляется тенденция извинения преступника. В отношении преступного действия не используются слова с негативной коннотацией. Кража превращается в случай, мошеннические действия – в обстоятельства и т. д.

• «Изменение картины восприятия события».

Причастное лицо старается представить совершенное событие в другой модели восприятия мира: «Давайте подумаем, зачем мне эта машина. Сколько я за нее получу? Да у меня зарплата больше!»

Все эти речевые стереотипы объединяет одна поведенческая установка – извинить и понять преступника, поскольку он тоже человек. Смягчение негативных оценок личности и ситуации сопровождается постоянной диссоциацией себя от расследуемого события: «не знаю», «не видел», «не понимаю сути вопросов, ваших действий».

• «Дистанцирование от личности человека».

Лжец старается диссоциировать себя от личности того человека, которому нанес ущерб. Как правило, он использует местоимения, не называя жертву по имени: «тот человек», «та женщина», «начальник», «он», «она», «они». С большим трудом называет человека по имени.

Структура речи непричастного человека иная.

• Психолингвистический паттерн «детали».

Непричастное лицо, если с ним правильно проводят беседу, охотно ассоциирует себя с местом происшествия, легко говорит о деталях, приводит версии, как правило, сужает круг подозреваемых, защищает своих друзей и близких.

• Психолингвистический стереотип «осуждение личности преступника».

В отношении события преступления и личности преступника использует жесткие формулировки: «кража», «убийство» и т. д. Не извиняет личность преступника, может в отношении его использовать негативно окрашенные и даже оскорбительные выражения.

• Психолингвистический стереотип «ассоциированное описание своих чувств и эмоций».

Непричастный легко описывает свои переживания по поводу случившегося, рассказывает, что думал и чувствовал, с кем из близких обсуждал. Может испытывать позитивные эмоции, не боится признавать за собой человеческие слабости.

Речевые стереотипы в течение опросной беседы, как правило, не меняются, могут сопровождаться жестикуляцией, которая соответствует содержанию речи, дополняет ее.

Оценка показаний производится в соответствии со структурой речевых ответов, исходя из их стратегий мышления.

На основании объединенного анализа особенностей поведения лиц, причастных к правонарушению, и психолингвистических стереотипов были составлены критерии, по которым ответ исследуемого лица классифицируется как прямое или уклончивое информационное сообщение (табл. 8.1).