На следующее утро, в воскресенье, Климент в сопровождении Екатерины (в качестве частного лица, ибо ее официальный въезд был еще впереди), возглавил процессию и въехал в город. Он важно восседал на sedia gestatoria (т. е. на разукрашенных носилках); перед ним, на покрытой попоной лошади, везли святое причастие. Позади его святейшества попарно ехали кардиналы, за ними — Екатерина и богато разодетые дамы и господа из ее свиты. Среди кардиналов был и бывший возлюбленный невесты — Ипполито, недавно возвратившийся из Венгрии. Пребывание в землях, считавшихся «дикими», не лишило молодого человека шарма записного модника, и теперь он ловил на себе восхищенные взгляды, проезжая с эскортом мадьяр и пажей, одетых турками, в костюмах зеленого бархата, расшитых золотом, с тюрбанами, кривыми турецкими саблями и луками. Наконец гости прибыли в специально выстроенную резиденцию напротив покоев самого короля, разместившегося во дворце графов Прованских на Новой площади.

К этому времени между двумя зданиями соорудили огромное помещение, которое служило одновременно и приемной, и залом для грядущих праздничных церемоний. Поверху проходил гигантский коридор, так что король и папа в любой момент могли встретиться, буде в том возникнет нужда, без посторонних свидетелей. Монморанси удостоверился, что обе свиты расположились с комфортом, снабдил их прекрасными гобеленами, мебелью, утварью из Лувра и других королевских дворцов (к слову сказать, все эти вещи сейчас считаются произведениями искусства).

В понедельник 13 октября Франциск, его семья и придворные вступили в Марсель в сопровождении 200 солдат, 300 лучников и личных телохранителей его величества — швейцарцев в бархатных плащах. Как только король и его свита добрались до Новой площади, он тут же отправился нанести визит вежливости Клименту, а потом они завершили свое соглашение, подытожив, что еще необходимо сделать до свадьбы. Сохранилась записка, принадлежащая, как считают, перу Франциска. Один из главных пунктов гласил, что папа должен содействовать французам в возвращении Милана, которым затем будет править Генрих. Парма и Пьяченца передаются в порядке компенсации Франциску, а Урбино вернется к прежним хозяевам. Когда обсудили все, связанное с политикой, настало время новобрачной торжественно въехать в город.

23 октября 1533 года Екатерина официально въехала в Марсель, верхом на чалом жеребце с отделанной золотом сбруей. Перед ней шли шесть лошадей, пять — в алых с золотом попонах и с ними— серый жеребец в серебряной узде, которого вели пажи ее кузена Ипполито. Разодетая в золотые и серебряные шелка, Екатерина не разочаровала толпу своим видом. Отличная наездница, роскошно одетая, она произвела фурор. В ее свите, охранявшейся гвардейцами папы и короля, было двенадцать красоток — в том числе мавританка Мария и турчанки Агнесса и Маргарита. Все три были захвачены во время «вылазок против варваров, и народ восторгался зрелищем». Следом ехала карета, задрапированная черным бархатом, сопровождаемая двумя верховыми пажами. В приемной зале во временном дворце его святейшества их ждали Франциск со своими сыновьями — женихом Генрихом и его младшим братом Карлом. Екатерина сделала глубокий реверанс Клименту, встала на колени и поцеловала ступню его святейшества. Этот жест покорности понравился королю Франции, который поднял юную девушку на ноги, поцеловал ее и велел сыновьям сделать то же самое.

Екатерину тепло приветствовала королева Элеонора, после чего начался пышный банкет. Папа и Франциск вдвоем сидели за отдельным столом на возвышении. После обеда устроили концерт и другие развлечения. Оба двора проводили дни в ожидании свадьбы, развлекаясь каждый по-своему. В теплую погоду вельможи взяли за правило садиться в лодки, одолженные у рыбаков, устилать их парчой и выходить в море, устраивая пикники в укромных бухтах или на песчаных пляжах. По свидетельству хронистов, средиземноморский воздух способствовал тому, что придворные частенько забывали не только о хороших манерах, но и о морали, особенно когда король не видел.

Похоже было, что Екатерину не разочаровала внешность жениха, хотя молчаливый и неловкий принц не особенно располагал к себе. Но, поскольку отец заставлял его производить хорошее впечатление, юноша танцевал, сражался на турнире и участвовал в празднествах все последующие дни. Генрих был высоким для своего возраста и мускулистым, с карими глазами миндалевидной формы, прямым носом, темно-каштановыми волосами и чистым цветом лица. Несмотря на то что Пьер де Брантом, знаменитый придворный бытописатель, называл его «немножко смуглым», — в общем и целом, жених выглядел весьма неплохо. Екатерина же блистала очарованием юности, что с успехом восполняло недостаток красоты. Она понимала, что роскошная и безупречная одежда помогает создать выигрышное впечатление, равно как и ее живой ум, находчивость в беседе и изысканные манеры. Один историк описывает неизвестный портрет Екатерины примерно этого времени: «Лицо, по меньшей мере, соразмерное, с чертами, которые, хотя и сильно выдаются, но вполне правильны».

Подписание брачных контрактов состоялось 27 октября, и кардинал де Бурбон благословил молодоженов, которые затем направились в зал, убранный для празднеств. Климент вел Генриха за руку, а Монморанси, представлявший короля, вел Екатерину. Здесь жених поцеловал невесту перед всей честной компанией. Их объятие дало сигнал фанфарам, и начался шумный бал. После бала Генрих и Екатерина отправились в разные опочивальни. Религиозная церемония должна была состояться назавтра.

На следующее утро Франциск забрал невесту из опочивальни. Сам король больше походил на жениха, нежели чем на почтенного свекра. Он был разодет в белый атлас, затканный королевскими лилиями, и плащ из золотой парчи, украшенный жемчугом и драгоценными камнями. Екатерина облачилась в наряд герцогини из золотой парчи с фиолетовым корсажем, инкрустированным каменьями и отороченным горностаем. Ее волосы были уложены в сложную прическу, убраны драгоценностями, на голове красовалась золотая корона, врученная ей Франциском. В капелле при папском дворце отслужили свадебную мессу, где жених с невестой обменялись клятвами и кольцами. Теперь Екатерина стала настоящей герцогиней и вошла в королевский род Франции.

В ту ночь Климент дал свадебный пир, во время которого новая герцогиня Орлеанская сидела между мужем и его братом-дофином. После пира начался бал-маскарад. И Франциск, и Ипполито, в масках из тонкой материи, приняли горячее участие в бале. Ипполито, пожалуй, не так страдал от разбитого сердца, как его маленькая кузина. Примерно в полночь, когда новобрачные покинули зал, маскарад превратился в разнузданную оргию. Сюда была доставлена марсельская куртизанка, и чем дальше заходило веселье, тем меньше одежды на ней оставалось. Наконец она окунула свои груди в кубки с вином, стоявшие на длинных столах, и предложила самым пылким господам насладиться ими. Некоторые придворные дамы, не желая дать себя превзойти, последовали ее примеру, и, как писал наблюдатель, «это не послужило к их чести».

Тем временем Екатерина, которую вела королева Элеонора, в сопровождении почетной свиты из знатных женщин, проделала путь до свадебной опочивальни. Утверждали, что одна только кровать там стоила 60 тысяч экю. Вскоре после этого в комнату вошел Генрих. Новобрачных — обоим было по четырнадцать лет — с превеликими церемониями препроводили «почивать». Король и папа оба хотели удостовериться, что брак той ночью свершился, поэтому Франциск оставался в комнате новобрачных, пока не отметил с удовлетворением, что «оба проявили доблесть на поле брани». Климент ждал до утра, чтобы благословить герцогскую чету, и просиял от удовольствия, обнаружив Генриха и Екатерину еще в постели.