Висслер отшвырнул труп русского в сторону и присел на корточки возле Штефана.

— Все в порядке? — спросил он. — Или вы ранены?

— Думаю, что… нет, — прошептал Штефан. — Где… где Бекки?

— Тут, рядом, — Висслер придвинулся ближе, подхватил Штефана под мышки и с легкостью поставил его на ноги. Чувствовалось, что у австрийца буквально стальные мускулы. — С ней все в порядке. Пойдемте!

Штефан высвободился из рук австрийца и каким-то чудом сумел устоять на ногах. Он посмотрел на труп русского парня: голова бедняги была повернула почти на сто восемьдесят градусов и мертвым он казался еще моложе.

— Вы его убили, — прошептал Штефан.

— Ну либо он, либо вы, — отрезал Висслер. — Пойдемте. Эти ребята еще бродят поблизости!

— Но он же был почти ребенком! — не унимался Штефан.

Его вдруг охватило чувство леденящего ужаса, которому он не мог дать никакого объяснения — возможно, потому, что оно было для него абсолютно новым.

— Ребенок с автоматом Калашникова! — Висслер поднял оружие русского парня, отсоединил магазин и, взглянув вовнутрь, поставил магазин на место. — На его совести, наверное, не менее десятка человек. Вы хотели быть следующим?

Штефан ничего не ответил. Австриец еще несколько секунд смотрел на него, гневно сверкая глазами, а затем вдруг неожиданно обмяк. Он даже попытался улыбнуться.

— Пойдемте, Штефан. Нам нужно отсюда исчезнуть. Тут, в округе, их еще бродит человек двадцать, а то и тридцать.

— А почему бы вам их всех не укокошить? — презрительно спросил Штефан.

— Потому что я, следует заметить, вовсе не Джеймс Бонд, — ответил Висслер. В его голосе прозвучала обида. — И мне совсем не доставляет удовольствие убивать людей. Ну, так что? Отвести вас к вашей супруге или вы предпочитаете остаться здесь и дождаться русских?

В конце концов она все же повела себя так, как ожидал от нее Штефан: стала истерически рыдать. Его это даже порадовало: в их дуэте Ребекка, безусловно, была более сильным партнером. Иногда ее сила пугала его и он спрашивал себя, не является ли в действительности то, что он считает силой, всего лишь озлобленностью — своего рода броней, которую Ребекка установила между собой и остальным миром и за которой она пряталась. Эта броня была достаточно прочной, чтобы Ребекка могла не подпускать к себе боль, а еще, пожалуй, и его, Штефана. Поэтому плач Ребекки он воспринял чуть ли не с радостью: слезы не только не могли причинить ей никакого вреда, но и, наоборот, должны были снять напряжение и нейтрализовать горечь теперешней боли, чтобы она не добавилась к той боли, которая копилась в ней все эти годы. По крайней мере, Штефан надеялся, что произойдет именно так.

— Теперь тебе лучше? — спросил он.

Они спрятались посреди группки деревьев, окруженных со всех сторон темнотой. Штефан полностью утратил чувство времени, но, по его предположениям, с момента их побега из дома прошло не более получаса. Солдаты Баркова, несомненно, рыскали вокруг, и эти деревья были не ахти каким укрытием. Единственным их настоящим союзником была темнота — та самая темнота, которую он до этого так ненавидел. Ночь, учитывая время года, продлится еще несколько часов, но рано или поздно она закончится, и тогда…

Нет, он не хотел об этом думать, по крайней мере сейчас. Они пока живы, и это главное. Иногда, если закрыть глаза на реалии жизни, становится легче. Конечно, ненадолго, однако он решил подарить себе еще хоть полчаса душевного спокойствия, прежде чем позволить своему разуму осознать, что жить им осталось всего ничего.

Бекки не ответила на его вопрос. Тогда он взял ее за плечи и с нежной силой поставил на таком расстоянии от себя, чтобы посмотреть ей прямо в лицо. Ее веки распухли, глаза покраснели от слез, и у нее снова начался жар — еще более сильный, чем прежде. Тем не менее она все же отреагировала на его жест и — почти с минутным опозданием, как будто ей не сразу удалось понять слова Штефана, — ответила ему.

— Немножко. Самую капельку. Не переживай, я выдержу, — она чуть отстранилась от него и стала тереть ладошками лицо, как будто вытирая слезы, которые и без того уже высохли. — Если ты кому-нибудь расскажешь, что видел меня плачущей, я тебя убью.

Штефан подумал, что им, пожалуй, до этого уже не дожить, но заставил себя улыбнуться и сказал:

— То же самое касается и тебя, если ты кому-нибудь расскажешь, что я попался на удочку этого Висслера.

Они оба засмеялись, но совсем не так, как во всех тех книгах, в которых были описаны подобные ситуации. Это был вовсе не тот смех, который разряжает обстановку. Им от этого не стало легче на душе, и напряжение не исчезло, а, наоборот, только появился неприятный осадок.

— Кто он, по-твоему, на самом деле? — спросила Ребекка через некоторое время.

— Висслер? — Штефан пожал плечами. — Понятия не имею. Я могу лишь тебе сказать, кем он не является. Он вовсе не безобидный проводник, и он не австриец, а американец.

— Откуда ты это знаешь?

Штефан засмеялся, на этот раз искренне.

— А ты помнишь, что он сказал нам о Баркове? Что тот чокнутый, как сортирная крыса. Австрийцы так не говорят. Да и немцы тоже. Это — типично американское выражение. Можешь мне поверить. Я встречал его как минимум в двадцати романах Стивена Кинга.

Ребекка осталась серьезной.

— Тогда он из ЦРУ, — предположила она.

— Это еще неизвестно, — сказал Штефан. — Его мог прислать сюда кто угодно. Например, русские. Или какая-нибудь мафия. Да мало ли! А может быть, он всего лишь какой-нибудь мелкий наемный убийца, который подыскал себе двух подходящих остолопов, чтобы те привели его к Баркову.

— Ваши слова весьма далеки от истины, — раздался позади них голос Висслера. — Однако в одном вы правы: без вас я не смог бы подобраться к Баркову. Кстати, вы разговариваете слишком громко. Будьте поосторожнее.

Штефан посмотрел на него с ненавистью, но Висслер только рассмеялся:

— Вы и в самом деле обратили внимание на это выражение про крысу? Удивительно. Как ни осторожничай, а все равно на чем-нибудь попадешься.

— Так вы и в самом деле… — Ребекка посмотрела на него вопросительно.

— Кто, американец? — Висслер покачал головой, снова засмеялся и добавил на чистейшем австрийском диалекте немецкого языка:

— Я, ваша милость, стопроцентный венский парень.

— А я — царица Сиама, — презрительно сказала Ребекка.

— Чем меньше вы знаете, тем лучше для вас. — Теперь Висслер говорил серьезно.

Ребекка фыркнула.

— Да ладно, хватит! Зачем вам водить нас за нос? Вы ведь нас все равно убьете. А если не вы, то русские.

— Вы меня разочаровываете, — сказал Висслер. — Если бы я хотел вас убить, зачем мне нужно было так напрягаться?