Отец не обернулся от окна, так что лица его она не увидела, но хотя он и стоял к Миранде спиной, сказанные им слова донеслись до нее очень ясно, правда, голоса его она узнать не могла.

— Тебе лучше бы обсудить с твоим любовником, что точно вы предполагаете делать. Если ты сделала свой выбор и решила связать свою судьбу с Тремлеттом, то чем скорее, тем лучше. Я не ожидаю, что ты вернешься в мой дом в Лондоне, и буду весьма признателен, если Тремлетт отдаст мне ключи от квартиры как можно скорее. А пока ни с кем не говори об этом. Я достаточно ясно выразился? Ни с кем не говори. Этот остров мал, но на нем хватит места для того, чтобы мы не попадались друг другу на глаза в ближайшие двадцать четыре часа. Через сутки мы пойдем каждый своим путем. Я имею право оставаться здесь еще десять дней. Могу питаться в Кум-Хаусе. Я предполагаю заказать катер на завтра, на вторую половину дня, и ожидаю, что ты и твой любовник окажетесь на борту.

Нельзя сказать, что Мэйкрофт с нетерпением ждал пятничного обеда. Он не очень любил, когда кто-то из гостей острова изъявлял желание обедать в Кум-Хаусе. И волновало его вовсе не высокое положение гостей, а необходимость играть ответственную роль хозяина, не давать угаснуть беседе, стараться, чтобы вечер прошел успешно. Его жена нередко отмечала, что он не умеет вести застольную беседу ни о чем. Профессиональная осторожность адвоката не позволяла ему участвовать в самом обычном светском разговоре — в обмене хорошо обоснованными и слегка непристойными сплетнями; он стремился, порой безнадежно, избегать банальных расспросов о том, хорошо ли прошел переезд на остров и какая погода стоит на материке. Его гости, каждый из которых был лицом выдающимся в своей области, вне всякого сомнения, могли бы много интересного рассказать о своей профессиональной деятельности, и он с увлечением слушал бы их рассказы, но ведь они приехали на Кум именно для того, чтобы уйти от своей профессиональной деятельности. Время от времени вечера в Кум-Хаусе удавались: гости, отбросив осторожность, разговаривали свободно и оживленно, даже со страстью. Обычно они хорошо уживались: люди очень богатые и очень знаменитые могут не всегда доброжелательно относиться друг к другу, но в любом случае они чувствуют себя как дома в сложной топографии привилегированной жизни каждого, кто принадлежит к их кругу. Однако Мэйкрофт сомневался, что сегодня два его гостя получат хоть какое-то удовольствие от встречи за обедом. После дневного вторжения Оливера к нему в кабинет, после его угроз Мэйкрофт с ужасом думал, что ему придется развлекать этого человека на протяжении целого обеда из трех блюд. А тут еще Марк Йелланд. Он приезжает на остров уже в третий раз, но впервые заказал себе обед в Кум-Хаусе. Конечно, для этого могла быть вполне объяснимая причина, например, желание пообедать в более торжественной обстановке, но Руперту почему-то почудилось, что в этом желании таится угроза.

Перед зеркалом в коридоре он в последний раз поправил галстук, вошел в лифт, идущий вниз от его квартиры в центральной башне Кум-Хауса, и спустился в библиотеку, где обычно перед обедом подавали напитки.

Доктор Гай Стейвли и его жена Джоанна были уже там. Гай стоял перед камином с бокалом хереса в руке, а Джо сидела, элегантно устроившись в кресле с высокой спинкой; ее бокал, пока еще не тронутый, стоял на столике рядом с ней. Она всегда тщательно одевалась к обеду, особенно после длительного отсутствия, как будто продуманно подчеркнутая женственность должна была продемонстрировать всем, что она вернулась и снова обосновалась на острове. Сегодня на ней был шелковый брючный костюм — узкие брюки и жакет с поясом. Цвет было трудно определить — нежный, золотисто-зеленоватый. Хелен, конечно, знала бы, как этот цвет называется, даже могла бы сказать, где Джо купила костюм и сколько он стоил. Если бы Хелен была здесь, рядом, обед, даже в присутствии Оливера, не казался бы Руперту таким страшным.

Открылась дверь, и появился Марк Йелланд. Несмотря на то что гости могли заказывать автотележку, Йелланд явно шел от Маррелет-коттеджа пешком. Сняв пальто, он перекинул его через спинку одного из кресел. Марк никогда еще не встречался с Джоанной Стейвли, и Мэйкрофт представил их друг другу. Оставалось еще целых двадцать минут до гонга, призывающего на обед, но они прошли довольно легко. Джо, как это всегда бывало в присутствии интересного мужчины, старалась выказать себя с самой привлекательной стороны, а Гаю Стейвли довольно быстро удалось выяснить, что они с Йелландом учились в Эдинбургском университете, хотя и не в одно и то же время. У Стейвли обнаружилось множество академических тем для обсуждения, общие воспоминания об университете, даже общие знакомые, так что беседа шла вполне оживленно.

Было уже около восьми, и Мэйкрофт понадеялся, что Оливер передумал, но в тот самый момент, как прозвучал гонг, дверь отворилась и он вошел в библиотеку. Коротко кивнув собравшимся и буркнув «добрый вечер», он снял пальто и положил его на спинку кресла рядом с пальто Йелланда. Все вместе они спустились на один этаж — в столовую, находившуюся прямо под библиотекой. В лифте ни Оливер, ни Йелланд не произнесли ни слова, только обменялись кивками, как бы признавая присутствие друг друга: похоже было, что они противники, соблюдающие правила вежливости, но экономящие слова и силы для предстоящего поединка.

Как всегда, им подали меню, написанное изящным почерком миссис Бербридж. Предлагалось начать с дынных шариков в апельсиновом соусе, за ними следовало главное блюдо — цесарка, запеченная с овощами, а на десерт — лимонное суфле. Тарелки с первым блюдом уже стояли на столе. Оливер взял в руки ложку и вилку и принялся рассматривать свою тарелку, сердито хмурясь, словно его раздражало, что кто-то не пожалел времени, чтобы вырезать шарики из дынной плоти. Разговор не клеился, пока не появились миссис Планкетт и Милли с цесаркой и овощами. Подали главное блюдо.

Марк Йелланд взял нож и вилку, но так и не приступил к еде. Вместо этого, поставив локти на стол и держа в руке нож, словно оружие, он поднял глаза на сидящего напротив Натана Оливера и с грозным спокойствием произнес:

— Я полагаю, что прообразом директора лаборатории в вашем романе, который должен выйти в будущем году, по замыслу автора являюсь я. Этот персонаж вы постарались изобразить настолько высокомерным и бесчувственным, насколько это было возможно, не делая его абсолютно недостоверным.

Не поднимая глаз от тарелки, Оливер ответил:

— Высокомерным? Бесчувственным? Если у вас именно такая репутация, думаю, в умах читателей может возникнуть некоторая путаница. Но будьте совершенно уверены — у меня в голове такой путаницы не возникло. Я никогда не встречал вас до сего времени. Я вас не знаю. И не имею особого желания вас узнать. Я не занимаюсь плагиатом у жизни, мне достаточно одной модели для творчества, и эта модель — я сам.

Йелланд опустил нож и вилку. Он по-прежнему не сводил глаз с лица Оливера.

— Не станете же вы отрицать, что вы встречались с моим младшим сотрудником и расспрашивали его о том, что происходит в моей лаборатории? Между прочим, мне хотелось бы выяснить, откуда вы узнали его имя? Скорее всего через участников Движения за освобождение животных, которые безжалостно разрушают его жизнь, да и мою тоже. Вам, разумеется, удалось произвести на него впечатление, ведь вы человек известный, и вы вынудили его сообщить вам, насколько, с его точки зрения, обоснованна наша работа, насколько оправданно то, что он сам делает, и сколько страданий приходится переносить приматам.