Я уловил неуверенность в ее голосе. Это был очень важный вопрос для нас обоих.

Надо было отвечать, а у меня вместо мозгов — пустота. Черная дыра вместо мозгов.

— Да, — услышал я свой голос. — До послезавтра.

Мария вытянулась на носочках, поцеловала меня в щеку, и я закрыл глаза. Видно, надеялся на большее. Но когда я открыл глаза, она исчезла.

* * *

Мне очень хотелось поговорить с Делайлой, хотя, конечно, я понимал, что посреди ночи в гости не ходят. Половина третьего — это ведь для большинства людей самая середина ночи? Я не спрашивал у Делайлы, в котором часу она ложится спать, но уж к этому времени наверняка легла, так?

Я не стал вызывать лифт. Пешком поднялся по лестнице на третий этаж, по коридору дошел до квартиры 3-В и застыл у двери, не зная, на что решиться. Я бы все отдал за разговор с Делайлой. Абсолютно все. Двадцать лет жизни отдал бы. Свой компьютер. Даже время, отпущенное мне отцом для пробежек. И все это — за один-единственный час разговора с Делайлой.

Эх, если б я был человеком, который мог постучаться к Делайле, а на ее вопрос «Кто там?» сказать: «Простите! Уже очень поздно, я знаю. Наверняка я вас разбудил, и мне совестно. Но это очень, очень важно!»

Если бы. Но я не такой, как вы уже поняли.

Я сделал полшага вперед и всем телом прижался к двери. Прилип ухом. Расплющил щеку о ее прохладную твердую поверхность. Хоть бы что-нибудь услышать… хоть что-нибудь. Бормотание телевизора. Или шум воды в ванной.

Ни звука.

Я оставил дверь в покое и поднялся еще на два этажа.

Прошел к себе, но не потрудился раздеться и лечь в постель. Зачем? Я знал, что не усну. Сидел на стуле, смотрел в окно на кусочек мира — крошечный кусочек, который принадлежит только мне. Я бы сказал, что в голове у меня роились мысли, но мыслей не было. Только пустота и тяжесть. Тяжелая пустота вместо мозгов.

Ночь была очень длинная.

* * *

— Я не знаю, что делать, — сказал я. Кажется, не в первый и не во второй раз.

Уронив голову, свесив руки, сгорбив плечи, я сидел на диванчике Делайлы. Все, что я мог — и знал как — рассказать, я рассказал. Я ведь за это пожертвовал бы и пробежками, и прогулками. Хотя в данный момент толку от этих жертв было бы мало. Я всего-то и прошел два этажа вниз, а выдохся, как после восхождения на Эверест.

— Я могла бы сказать, сынок, что сделала бы на твоем месте…

— Угу. Хорошо.

Вот что мне и нужно от Делайлы. Она явно отлично изучила Книгу правил жизни, которую отец от меня скрывал.

— Но не стану. Еще решишь, что я чокнутая.

Я поднял на нее глаза. Думаю, в первый раз за эту нашу встречу. Делайла суетилась на кухне — в смысле, насколько Делайла с ее больной ногой может «суетиться». Она готовила нам холодный чай. Пока закипал чайник, раскрыла новую коробку с чайными пакетиками. Пить горячий чай в такую жару и духоту было невозможно. Минутку помолчав, она тоже посмотрела на меня и встретила мой взгляд.

— Никогда в жизни, — сказал я, и Делайла улыбнулась. — Чтобы я решил, будто вы ненормальная? Никогда в жизни. Вы самый нормальный человек из всех, кого я знаю. — Делайла повела бровью, и я добавил: — Ладно, пусть я почти никого и не знаю. Но вы уж точно нормальнее моего отца.

— Твой отец, золотко, не больно-то планку поднял. Такую высоту кто угодно возьмет.

— Но вы счастливы! Совсем необязательно знать миллион людей, чтобы понять, что из них мало кто счастлив. А вы счастливы, Делайла. И я хочу услышать ваш совет.

Она приковыляла ко мне и села рядом на диванчик. Похлопала меня по колену. И не слегка, а чувствительно так похлопала. Чайник уже дребезжал, значит, вот-вот должен был засвистеть, но Делайла будто и не слышала.

— Если бы мне было так тоскливо, как сейчас тебе, сынок, я бы вот что сделала. Сперва-то в толк не возьмешь, предупреждаю. Так что ты выслушай и попробуй уразуметь. Когда жизнь меня в бараний рог скручивает, когда достает до кровавых слез и с ног сшибает, я бегу прочь из четырех стен. К матери-природе. У тебя с этим, конечно, проблемы. Вот если бы ты мог на море поехать — было бы здорово. Но это вряд ли, как я понимаю. В твоем случае и звезды хороши… Хотя в городе что за звезды? Блеклые в городе звезды, линялые. И все-таки ты их видишь, верно? А если нет, то остается луна. Луна тоже сойдет. Ты пойми главное — надо обратиться к чему-то натуральному, не сделанному руками человека. В доме, в квартире этого не найдешь, тут все добро человек придумал и смастерил. Без участия высших сил. Звезды и луна — дело другое. Ни луны, ни звезд человек не изобретал. И деревья, океаны, моря и реки — не наших рук дело. Все это указывает нам на то, что в мире есть нечто выше и сильнее человека. Вот и посмотри на творение высших сил. Открой навстречу сердце. Вдохни полной грудью. А потом скажи: «Спасибо за мою жизнь!»

Я молчал. По-прежнему сидел, сгорбившись, на диванчике и молчал. В голове каша: Делайла меня запутала. Чайник засвистел, и она пошла его выключить.

— Но почему? Почему я должен сказать спасибо, если у меня не жизнь, а несчастье?

— Потому и должен. Потому что тебе плохо и тоскливо. В точности как когда ты кого-то любишь. Если любимый человек обидел тебя или подвел, бросил в беде — ты даешь ему понять, что все равно его любишь. Называется «безусловная любовь». Легко любить того, кто делает тебя счастливым. Особого таланта не требуется. На это каждый способен. Зато когда становишься мудрее, то начинаешь понимать, что любить человека надо со всеми его минусами, со всеми грехами. А если можешь так любить человека, то почему не собственную жизнь? Считай, это безусловная любовь к собственной жизни.

Я слышал, как потрескивал лед и булькала вода — Делайла наливала кипяток для чая.

— А потом что? Ну сказал я спасибо за свою жизнь, — и что потом?

— Идешь дальше. Живешь. Каждое утро просыпаешься, чистишь зубы, одеваешься — и узнаешь, что приготовила для тебя жизнь на этот день.

«Завтра снова увижусь с Марией, — подумал я. — А смогу ли любить ее, несмотря на Карла?» Вот вам и один из грехов, про которые говорила Делайла. Этот вопрос — большой проступок, так?

Лучше бы я спросил себя, смогу ли я перестать ее любить, несмотря на Карла.

Иными словами — какой у меня выбор? Не было у меня выбора.

* * *

Я все-таки выскользнул из четырех стен в тот день. Когда уже стемнело. Когда отец уснул.

На улице я задрал голову к небу, надеясь увидеть луну. Нет, я не решил, что ей сказать. Но это был бы первый шаг: посмотреть на творение высших сил, открыть навстречу сердце, вдохнуть полной грудью.

А на небе, как и прошлым вечером, — тучи без просвета.

Зато я опять кое-что вспомнил. Звездное небо над пустыней, в которое глядел на бабушкином дворике. Сколько там было звезд! Миллиарды. Так много, что и в голове не укладывается. Там поднимешь руки, сомкнешь пальцы в кружок — и увидишь сотни звезд в одном только малюсеньком окошке из твоих ладоней. Целый небесный океан звезд.