постигла тяжелая утрата. В эту ночь безвременно скончался тот самый стошестидесятитрехлетний старец, который вчера так бодро пил бузу из самого большого рога тамады и так легко танцевал лезгинку.

О каком же птичьем завтраке может идти речь, если дом постигла настоящая беда? Был забыт не только птичий завтрак для невесты, но и сама невеста, и даже вчерашняя история с ослом, хотя, рыдая над трупом Хархара, мать Али не удержалась от печальных воспоминаний о своей недавней утрате: «Не успела я от горя своего опомниться, как ты нам новый несешь удар».

После этой, второй, беды, пришедшей в дом Али, ни у кого уже не оставалось ни капли сомнения, что во всем виновата Нафси Жавган: конечно, это она привела с собой злых духов. Говорили, будто Нафси Жавган была невестой молодого шайтана и что теперь шайтаны всегда будут мстить их роду за то, что Али увел от него невесту.

Кто-то даже вспомнил, что в тот вечер, когда Нафси Жавган вели в дом жениха, какой-то невидимый голос кричал с тоской: «Макружат, Макружат, я жених твой».

Эта последняя новость ошарашила всех. Так вот, оказывается, каково настоящее имя девушки. Значит, она вовсе не Нафси Жавган — Солнце и Луна, а просто Макружат, что означает — коварная. Таким образом, тайна, которая скрывалась много лет, была разгадана, а догадка подтвердилась.

И сама Нафси Жавган, навестившая дом умершего, чтобы выразить соболезнование его семье, услышала, как одна из родственников причитала над телом покойного:

Ты же умница,

Голова, все вопросы решавшая,

Почему на собственную свою погибель

Согласился принять в свой род невесту шайтана?

Прорвалась плотина, которая сдерживала бурную реку.

Кошка превратилась в тигра.

Нафси Жавган тут же ушла из дома умершего. Собрав вещи, она дождалась прихода Али и влепила ему звонкую пощечину. Она ненавидела его за то, что он не положил конец этим сплетням, не вступился за жену, допустил этот отвратительный вчерашний суд и сам сидел тише воды, ниже травы.

Она ушла из этого дома, не зная, что уносит с собой крохотное зерно будущей жизни.

С тех пор ее и стали называть Макружат. Существовало поверье: если шайтан выкрикнул имя, так сказать, открыл его людям, то лишь этим именем следует называть человека. Иначе навлечешь беду и на себя, и на свой дом.

Бедная Бакшанат не вынесла этого последнего удара, умерла, так и не дождавшись внучки. А Макружат — Нафси Жавган — осталась одна в большом и угрюмом доме. И потому, когда в их ауле открывался первый медпункт, сама предложила свой дом. В этом медпункте вместе с приезжей медсестрой, русской девушкой Анной, Макружат стала работать санитаркой.

Вскоре ее настоящее имя было забыто. А потом она и сама привыкла к новому.

Случилось так, что вместе с новым именем началась для нее и новая жизнь. Совсем другая, настолько отличная от прежней, как будто Нафси Жавган и Макружат — две разные женщины.

Макружат родила дочь и в память матери назвала ее Бакшанат — цветок души. Назвала в тот же день, грустно вспомнив историю своего рождения и своего имени.

Но не только дочь внесла в ее судьбу перемены. Они происходили вокруг и втягивали Макружат в свой быстробегущий поток. Ей нечего было жалеть в своем прошлом. Наверное, потому она так легко и с готовностью приняла новую жизнь.

А время было тяжелое. Шла к концу гражданская война. В аулах, поверженный, прятался по углам враг. Как уходящая зима, собрав последние силы для борьбы с весной, шлет на землю ветры, метели, ураганы, так все темное, обезумев, кололо, кусало и жгло, где только возможно.

Трудно приходилось медсестре Анне. К больным она являлась только с целой группой комсомольцев: иначе ее могли даже убить.

А в это время в аулах свирепствовали тиф и чесотка. Каждого больного приходилось брать с боем. Боясь больницы, родственники скрывали больных, прятали в хлеве, в подвале, принося вред больным, заражая здоровых.

И Макружат вместе с Анной шла из дома в дом с обходом. Она-то всех знала в ауле. Если они подолгу не видели кого-нибудь из семьи, то устраивали в доме нечто вроде обыска.

Так однажды в сарае, в кормушке для кур, разворошив набросанное сверху сено, они нашли пятилетнюю девочку. Ребенок был в жару. «Вы хуже зверей, вы убиваете своего ребенка», — не выдержав, крикнула Макружат.

«Это наш ребенок. Что хотим, то с ним и делаем! — выступил вперед дед девочки, нервно перебрасывая пальцами четки. — Аллах дал — аллах и взял».

Пока Анна отбивалась от наступающих на нее разъяренных людей, Макружат побежала с девочкой в медпункт. Трое суток не отходила она от постели больного ребенка.

К счастью, девочка выздоровела. И через месяц уже играла на улице, выкрикивая при ее появлении: «Макружат ада».

Этот случай люди восприняли по-разному. Одни — их было меньшинство — стали доверчивее относиться к медицине. Другие утверждали, что Макружат призвала на помощь нечистую силу.

Но так или иначе, теперь Анне стало немного легче. Анну люди могли бы выгнать. Но как обидишь Макружат, если на ее стороне целое скопище нечистой силы.

Как-то на гумне, когда молотили зерно, Макружат заметила на руке старого Абакара сыпь. Такие же мелкие красные пятнышки оказались и на руках его жены Патимат. Кое-где руки были расчесаны до крови.

Вечером Макружат вместе с Анной пришла к мим в дом и, вызвав Патимат в другую комнату, велела показать руки. Сначала Патимат упрямилась и прятала руки за спину. Но после долгих уговоров показала их. Когда же Макружат сказала, что это чесоточная сыпь и ее необходимо лечить, Патимат возмутилась: «Это у меня от рождения, — заявила она. — И у матери моей были такие же пятнышки. И вообще, они мне нисколько не мешают».

Выведенная из себя ее упрямством и ложью, Макружат вдруг закричала: «Если ты сейчас же не дашь смазать руки мазью, то я вызову… ты знаешь, кого я вызову?.. И тогда твоему дому не миновать беды».

До смерти перепуганная Патимат сразу же протянула руки. И даже разрешила смазать детей, которые были вконец измучены чесоткой.

Угроза подействовала. Так впервые темная сила, которую приписывали Макружат люди, обернулась не злом, а добром. По странной прихоти судьбы, прежде всего добром для тех же людей, которые с наивной жестокостью сторонились ее всю жизнь.

С тех пор Макружат стала часто пользоваться своей угрозой, и каждый раз это оказывало незамедлительное действие.

В то тревожное, неустоявшееся время, когда завоевания Октябрьской революции еще