— На каком пляже? — робко спросил кто-то из непонятливых. — Зима вроде.

На него даже не обратили внимания. Здесь зима, через несколько часов полета — лето, зной и пляж с пальмами и полуголыми девочками.

— Кто? — спросил «чиновник».

— Не важно... — вздохнул Гоша. — Кто бы ни был. От меня он не уйдет.

— Я о другом спрашиваю, — настаивал «чи­новник». — Андрюха этот, он кто? Опять твой кореш?

— Ты можешь помолчать? — заорал Гоша. — Что ты со своими дурацкими приколами в душу лезешь? Олежка, ты ему объясни, кто был для нас мой лучший друг Андрюха, а я больше не могу! — И Гоша вытер слезу.

— А я тоже не знаю, кем он тебе приходил­ся, — пожал плечами Томилин. — Это из этих, твоих новых с Урала?

— Ну а говоришь не знаешь, — махнул рукой Гоша и снова завздыхал, переживая.

— Толком ты можешь объяснить? — спросил Томилин. — Что и как? Какой еще пляж? И ты ради этого нас собрал?

— Нет. Посоветоваться хотел... — Гоша гром­ко высморкался. — Ну тут вроде все свои... — Он оглянулся на сидевших позади «референтов».

— А вы, ребята, почему еще здесь? Для вас в соседней комнате накрыто. — И посмотрел им вслед, когда они, плечистые, с бычьими затылка­ми, настоящие «славянские шкафы», молча под­нялись и вышли из гостиной.

— Прямо новую породу вывели, — сказал Гоша. — Московские сторожевые. Теперь ближе к делу, как верно заметил мой последний остав­шийся в живых кореш Олежка, которого я пока терплю...

Гости нервно засмеялись. Все они ходили у хозяина в корешах, по крайней мере, считали себя таковыми, и терпение своего босса стара­лись не испытывать. Другое дело — Томилин. Этот постоянно старается быть в центре внима­ния. Постоянно задирает бедного Гошу.

И ведь доиграется когда-нибудь...

— Слыхали про похищение сына Президента Азербайджана? — спросил Гоша, положив руку на плечо «последнего кореша» Томилина.

— Это тоже ты? — с восхищением спросил кто-то из гостей.

— Ну, — скромно кивнул Гоша. — Отвезли его, как человека, на лучший климатический ку­рорт мира Акапулько, причем за наш счет. Этот сынок с детства, проведенного в Москве, только и мечтал об этом... Представляете? И с ним были мои братки — Серега и Андрюха, уральцы, как тут правильно заметили. Они и проводили с ним воспитательную работу. Поили его, как человека, за счет фирмы текилой. Если кто не пил, реко­мендую.

— Как называется? — спросил один из гостей, подобострастно изготовившийся записать в блокнот название напитка.

— Никаких записей! — приказал Гоша. — Так запоминай. Текила. Из кактуса вроде гонят. Мо­жете попробовать. Толян Перегудов, если кто знает, только что мексиканский ресторан открыл. Я там еще не был, но Толян приглашал, приходи, говорит, пока текила настоящая. После Нового года, говорит, уже не отвечаю, из чего ее будут гнать. Во сволочь, а?

Гости вежливо посмеялись.

— А попросил его пару бутылок прислать мне на седьмое ноября в честь Великой революции — не прислал. Так о чем я?

— О воспитательной работе с сыном Прези­дента, — вздохнул Томилин. — Только скажи, как вы его из Баку в Мексику перевезли.

— Секрет фирмы, — засмеялся Гоша. — Мы его просили как человека, как руководителя неф­тяной компании повлиять на папочку, чтобы нефть погнать через Россию по нашей системе «Транснефть»...

— По твоей системе, — уточнил Томилин.

— Да что ты мне все личный интерес вя­жешь? — снова взъярился Гоша. — Я что, о себе думаю? За Россию обидно! Опять ее во всем обо­шли. И кто? Да те, кто ей обязан! Хохлы Крым оттяпали, чурки нос воротят, когда речь о нефти заходит... Так что не о себе надо думать. Мы себе коммунизм уже построили, а теперь пора погля­деть, как простые люди живут, как их все кому не лень обворовывают и обижают.

Гоша всхлипнул и размазал по лицу слезы. Гости насмешливо переглянулись. Здесь уже привыкли к подобным экзальтациям хозяина.

— ...Вот и хотели объяснить этому тупому чурке, хоть он и сын Президента, что у нас неви­данные возможности. Таможню, налоги на одном коньке объезжаем. Пользуйся, дуралей, пока я добрый! Верно говорю?

— Для кого как, — сказал Томилин. — Я тебе поверил, прогнал через Твои трубы пятнадцать миллионов, а ты мне записал шестнадцать с по­ловиной...

— Это временная мера, говорил уже, — при­жал руки к груди хозяин. — Мне трубы обновлять надо? Надо. А ты — свой, всегда договоримся. У меня другая идея. Я этих братьев по СНГ на этот же крючок подвешу. Загоню их в долги, потом включу счетчик. И куда денутся? Весь их Баку с потрохами заберу в счет уплаты. Только это глу­боко между нами.

— Но мне ты можешь скостить должок? — се­рьезно спросил Томилин.

— Слыхали? — кивнул на него Гоша, обраща­ясь к гостям. — Пользуется моей слабостью... Должок ему скостить! А сам иск мне предъявил, и не в суд, а в Генпрокуратуру!

— Но ведь это приписка! — возмутился Томилин. — Не было шестнадцати с половиной! По­чему я за воздух должен платить?

— Так все платят, — искренне удивился Го­ша. — Один ты, что ли?

— Наперсточник фигов... — не мог успоко­иться Томилин, порываясь встать. — Хочешь, чтобы я в твою трубу вылетел? Я тебя на рынке подобрал, где ты свои наперстки расставлял. А теперь и здесь ты тем же занимаешься?

— Это про какую трубу ты все время гово­ришь? — сощурился Гоша. — Про эту, подзор­ную? Завидки берут, что у самого такой нет?

Томилин порывисто вскочил со стула.

— Сидеть! — рявкнул Гоша, надавив ему на плечо, так что щуплый Томилин снова сел.

— Вот так, вот теперь объясни мне, твоему корешу, про какую трубу ты сейчас говорил? И про какие наперстки мне намекал?

— А что? — спросил Томилин, успокаива­ясь. — Коля и Степа тоже начали выступать?

Тоже должок на них повесил? И теперь проблемы нет?

Гости не смели шелохнуться, глядя на Гошу. Ну сейчас такое будет...

— А, понял! — хлопнул Томилина по плечу хозяин после томительного молчания. — Ты со­всем про другую трубу говоришь. Про ту, через которую нефть гоню... Боишься через нее выле­теть, верно?

— Это он про долг, — встрял «чиновник». — Боится, что долг не потянет.

— Ну так бы и сказал, — примирительно про­изнес, наливая в рюмки коньяк, хозяин. — Так и быть, прощаю тебе твой должок. Готов расписку дать. Где подмахнуть?

— Прямо сейчас? — спросил Томилин. — Вот так и распишешься?

— Ну, — мрачно глядя ему в глаза, произнес хозяин, продолжая держать руку на его плече. — Прямо при свидетелях. Очень ты меня этой тру­бой впечатлил.

Томилину стало не по себе. Он попытался снять с себя Гошину руку.