Меня стала пробирать противная дрожь. Окна наглухо закрыты, единственная комната, прихожая, кухня, где нет никого, остается совмещенный санузел. Дверь в него оказалась заперта снаружи на шпингалет. Туда-то он точно не мог попасть. А что это там шумит? Забыл завернуть водопроводный кран? Я открыл дверь и отшатнулся. На белом плиточном полу в луже густой крови лежала огромная жирная туша в одних трусах, схожая по комплекции с генеральным директором и все же ему не принадлежащая. Подавляя тошноту, всмотрелся в широкое розовое лицо, абсолютно мне незнакомое. Побелеть оно еще не успело, смерть наступила совсем недавно. Нежная, какая-то детская кожа, никогда не знавшая загара. Глаза закатились, рот открыт в последнем ужасном вопле, руки сжимают глубокую рану на горле. Пухлые пальцы обагрены чем-то, по консистенции напоминающим томатную пасту. На щеках мертвеца остались белые мазки, должно быть человек, так страшно закончивший свою жизнь, брился. Рядом с телом валяются окровавленная опасная бритва да позолоченная изогнутая, с шурупами выдранная из двери ручка. Кровью забрызгано все: пол, стены, зеркала. Я повернул кран; еще немного — и розовая вода с ошметками мыльной пены хлынула бы на пол. Раковина засорена, пришлось засучить рукав и освобождать слив. Извлекал со дна жесткие черные волосы и швырял их в унитаз. Кажется, конца не будет этой отвратительной работе. Меня трясло и тошнило, я действовал скорее механически, чем осознанно. До меня уже дошло, что волоски эти — все, что осталось от некогда шикарной бороды Виктора Евгеньевича Ланенского. И что бездыханное недвижимое тело рядом со мной — он сам.

«Неужели и здесь постарался Клоун? — подумал я. — Ведь так зверски лишить человека жизни мог лишь этот сумасшедший отморозок». И все же что-то говорило против такой версии. Почему убийца изменил своей привычке, располосовал горло, а не рот? И как он мог появиться в этой квартире, неужели был знаком с жертвой? Допустим, знаком, а раз так — Ланенский сам спланировал налет на ТД, он и был наводчиком. Ерунда! Зачем ему это нужно? Ведь кроме неприятностей он ничего не получил. Или Клоун приходил к Инге и наткнулся на управляющего?

Самым правильным было уйти из квартиры, как и убийца, захлопнув за собой дверь. Но меня могли видеть люди во дворе, запомнить внешность и описать. В таком случае будет гораздо сложнее доказывать свою невиновность. Ничего не остается, как звонить в милицию и самостоятельно расхлебывать заваренную кашу. И я позвонил.

Сначала прибыла патрульная машина. Молодые рослые парни, труп им был до фени, не им же заниматься дальнейшим расследованием. Очень вежливо они попросили меня протянуть руки и застегнули на моих запястьях стальные браслеты.

— Мы, конечно, верим, что убивал не ты, иначе бы здесь не торчал, — сказали они. — Но извини, такая инструкция.

Я не возражал.

Спустя полчаса приехали люди из убойного отдела. С ними был фотограф, судмедэксперт и даже кинолог с собакой. Два опера, традиционно игравшие роли доброго и злого, препроводили меня на кухню и принялись за допрос. Я честно назвал свои паспортные данные и объяснил, с какой целью заявился к Ланенскому. Да, я частный детектив, да, Ланенский нанял меня для поиска своей любовницы, нет, он не сам открывал мне дверь, потому что уже был мертв и заперт в ванной. Про имевшиеся у меня ключи я промолчал и рассказал, что дверь была лишь прикрыта, что это меня насторожило, я решил войти и т. д. и т. п. Один сосредоточенно записывал мои показания на бумаге, второй непрерывно курил, соря пеплом на пол.

— Спасибо, — сказал первый, закончив писать.

— Лучше признавайся и не отнимай у нас время, — напирал второй, отшвырнув окурок в угол кухни.

— Мне добавить больше нечего, — пожал я плечами. — Опросите соседей напротив, может, заметили, кто был здесь до меня.

— Спасибо, — простодушно среагировал первый.

— Без советчиков обойдемся, — злобно рявкнул второй.

— Куда мне теперь? — осведомился я.

— В камеру, — загоготали они дружно.

Это мы тоже проходили. В отделении меня оформили, изъяли вещи из карманов, заставили снять ремень и вынуть шнурки из обуви. На мою просьбу проводить меня к следователю ответили, что тот на выезде, и когда будет — неизвестно, при упоминании адвоката — недоуменно переглянулись, заверив, что имеют полное право держать меня здесь трое суток. После чего, разумеется, я расколюсь, и мне будет предъявлено обвинение в убийстве с отягчающими обстоятельствами.

В камере оказалось трое задержанных с синюшными опойными мордами.

— За что тебя, братан? — сочувственно обратились алкаши ко мне.

Я мило улыбнулся:

— Да так, по мелочи, мужики. Перерезал глотку одному хорошему человеку.

После такого ответа от меня мгновенно отстали. Отныне я был предоставлен самому себе и своим мыслям. Особо глубокие мысли меня не посещали, и я задремал.

Полчаса.

Час.

Два.

Три.

— Галкин, подъем, — разбудил меня конвойный.

Я потер глаза.

— К следователю?

Молчок.

— К адвокату?

Молчок.

— На расстрел?

— Ты еще поумничай.

Мне вернули изъятые у меня вещи в полном соответствии с протоколом и препроводили на выход. От яркого солнца, искрящегося талого снега, струящейся с крыш воды я зажмурился. Какой прекрасный весенний денек, а ты опять, частная ищейка, в полном дерьме! Я уже понял, куда мне направляться дальше. У обочины стоял черный БМВ, принадлежащий, кому бы вы думали, помощнику прокурора Константину Ремизову. Костя предусмотрительно приоткрыл переднюю дверцу, и я сел рядом с ним.

— С освобожденьицем, Женя, — фамильярно обратился он ко мне. По своей давней привычке предложил мне сигареты. «Парламент». Зажигалку. «Зиппо». Коньяк. «Хеннесси». От всего я вежливо отказался.

Блондинистый красавец мужчина не обиделся.

— Все держишь на меня зло, Галкин, — проговорил он приятным глубоким голосом. — Это ты зря. Сколько уж времени прошло. Был бы тогда с нами — жил бы сейчас не хуже меня. В конце концов, наш мэр никого не убивал. А платить всю жизнь за то, что было в прошлом…

— Ты прав, Костя, — ответил я. — За его юношеское слюнтяйство расплачивались другие. А мэр наш действительно ничего, вроде бы даже не связан с криминалом и ворует почти незаметно. Но ведь ты искал со мной встречи совсем не ради этого.

— Правильно, — согласился Ремизов. — Твое дело, то есть дело об убийстве Виктора Евгеньевича Ланенского, взято на контроль городским прокурором, а мне, как его правой руке, поручено возглавить расследование. Я оградил тебя от общения с разной мелкотой вроде следователя и решил пообщаться тет-а-тет. Уверен, это пойдет на пользу и мне и тебе.

Помощник прокурора закурил, заглянул мне в лицо проницательными голубыми глазами. «Он, как и подполковник РУБОПа Вершинин, разыгрывает свою карту», — подумал я.