* * *

«В раннем детстве я был солнечным мальчиком, открытым, добрым и беззащитным. Переезд в Москву вызвал ощущение оторванности – от семьи, от друзей, к которым можно было бы обратиться за помощью. Так же я чувствовал себя и в школе.

Один из парней, местный альфа, регулярно со мной спорил, пытался задираться. Со мной это не особо проходило – более трех лет я занимался тейквондо. Единственное, чем удавалось пробить меня, – подколки и унижение.

В седьмом классе появился новый парень и начал утверждаться за мой счет. К нему присоединились даже те, кто раньше были моими друзьями. Я избегал школы, по нескольку недель симулировал болезни, чтобы не оказываться в этом аду. Папа говорил, что если их игнорировать, они отстанут. Но у меня не получалось.

Однажды другой парень на глазах у всего класса потрогал себя за яйца и прогладил этой рукой меня по лицу. Я с ним подрался, но унижение осталось.

Летом я поехал в лагерь. Там было бы довольно прикольно, если бы не два негодяя, которые сначала были моими приятелями, а потом стали мучителями. В момент одной из склок я оказался верхом на самом крутом из них двоих и начал бить его. Но удары были слишком мягкими, и меня подняли на смех. Я жил как в кошмарном сне! Тогда я решил стать по отношению к этим двум парням агрессивным. Моя обида и грубость оказались сильнее их кулаков и насмешек. Это сработало, и я начал использовать эту методику в школе и даже дома. Докапываться почти перестали, но друзей стало меньше. Зато появилось ощущение хоть какой-то защищенности. Вот я смотрю в зеркало, потом просматриваю видео, вспоминаю свои фотографии тех лет и вижу, как же исказился мой образ. Печально».

* * *

«Знакомлюсь с девушками на улице, веду себя нагло, говорю с ними о сексе. Странно, что многим нравится моя наглость и пошлость, с проявлением которой просыпается пугающая меня неуправляемая животная сексуальная агрессия. Я осознаю, что всю жизнь ищу себе жертв. Мне нравится втираться в доверие к тем девушкам, которые возражают мне и не сразу соглашаются, а потом бросать их, добившись близости. Я убегал от длительных отношений, потому что в них никого не нужно было уламывать. Мне больно и печально: несмотря на богатый опыт, я не знаком с глубокими чувствами. Программу эту я подхватил в 7–10 лет, когда старший товарищ втерся ко мне в доверие и уговорил меня заняться сексом, хоть я и не хотел. Это было противно. Теперь я делаю то же самое с девушками. Мне больно от осознания того, что я машина, которая действует по программе. Мне страшно так жить. Год назад ночью в парке, когда я занимался любовью с девушкой, двое неизвестных с палками напали на нас и сломали мне нос. Я мог остаться калекой или вообще умереть. Боюсь, что если я не начну жить по-другому, со мной может случиться что-то необратимое».

При выживании когнитивные способности подвергаются мощной атаке. Чтобы успокоиться, психика прибегает к способам защиты. Будто предохранитель, срабатывает спусковой механизм под названием проекция. Для происходящей бури внутри нас места недостаточно. Мы неосознанно концентрируем энергетический выхлоп, выстреливая стереотипами в окружающих: «ты нервный», «она сексуально озабочена», «он трус», «мама злая», «училка тупица», «у моего мужа комплекс неполноценности», «меня все ненавидят», «все богачи воры»…

Тот факт, что все наши суждения о других людях – проекции, мало кто осознает. Мы приписываем другим те свои качества, за которые сами не готовы взять ответственность. Если быть честным, то это не «сосед – хам», а я – скрытый сам от себя хам, но удобнее перенести это на него. Заявить «я хам» было бы корректно, но ведь никто не поймет! «Нормальные» люди так не общаются!

Стоит добавить, что мы часто прибегаем к проекциям в том случае, если мы в своих драмах застряли в эго-состоянии Ребенка[5].

В раннем периоде развития мы слишком малы, а точнее – мало наше внутреннее потенциальное пространство. Дети не способны удерживать боль и секреты внутри, детское эго недостаточно развито. По мере взросления мы способны содержать в себе (контейнировать) информацию. Внутренняя зрелость дает возможность ответственно общаться, а не проецировать. Когда же из-за травм, полученных в нежном возрасте, наше потенциальное пространство «схлопывается», срабатывает пусковой механизм проекций. Если нет базового доверия, потенциальное пространство закрывается для собственного творчества и заполняется привнесенным извне и навязанным содержанием. Тогда человек идет по пути формирования ложного «Я».

По суждениям о жизни и людях вы легко сможете узнать травмированных с детства людей. Собственный механизм проекций распознать значительно труднее.

* * *

Могу для наглядности привести свой пример (Эв). В раннем детстве родители отдали меня в известный коллектив народных танцев. Идея сама по себе замечательная. Мне многое нравилось: занятия шесть раз в неделю, подружки, поездки на автобусе туда и обратно. Лишь необычайно требовательный и харизматичный руководитель, дьявольски талантливый, но совершенно нетерпимый, меня невзлюбил. О том, каково себя чувствовать козлом отпущения и аутсайдером, я узнала благодаря ему. На протяжении нескольких лет я была тем ребенком, на котором ему изменял педагогический талант. Он мог выставить меня перед группой и позорить, заставляя делать пируэты, от которых все хохотали. Неудивительно, ведь я сгорала со стыда, вся цепенела и двигалась как бревно. На сцену меня выпустили лишь два раза, все остальное время я торчала в одиночестве за кулисами, пока все танцевали. Раз за разом переживая унижение, я своим детским умом пришла к заключению, что «со мной не все в порядке». Позже я сформировала твердое намерение «больше никогда не давать себя в обиду». По мере взросления было решено, что если я не хочу переживать это снова, то нужно «отличаться, быть особенной, создавать впечатление». В ход пошли таланты и способности – все необходимое для того, чтобы блистать на сцене: юмор, артистичность, хорошая память, знание языков, умение петь… Из коллектива меня в конце концов выгнали, и я была счастлива. А дальше взращивала свои маски на другой ниве. Постепенно я выстроила свою жизнь так, чтобы полностью исключить возможность критики в свой адрес. И вот в моей жизни появился Марик – идентичная копия моего преподавателя танцев! Как бы случайно… Даже значение фамилии одно и то же, тот же возраст, фигура и темперамент – идеальный объект для проекций, вызванных душевными ранами. Он так же требователен ко мне, его тоже много, рядом с ним невозможно оставаться посредственностью и врать. Его образ – растворитель для фасадов и масок. Сейчас мы во многих ролях одновременно. Будучи партнером во всех сферах жизни, Марик стал моим корректирующим переживанием: основа нашей совместной жизни – любовь и принятие. Чтобы допустить эту любовь в свою жизнь и излечить паранойю, мне понадобился не один год. Я измучила его и себя подозрительностью и нападками. За каждым словом, даже не обращенным ко мне, я «слышала» презрение, критику и сарказм в свой адрес, что давало мне основания снова и снова переживать стыд, унижение и обиду. В 100 % случаев, когда это происходило в присутствии наблюдающей меня группы людей, я терпела неудачу. Естественной привычной реакцией с моей стороны было отдаление и закрытость, а также изрыгание нелицеприятных эпитетов в адрес Марика. Благодаря тому, что я открывала ему свою уязвимость, делилась сокровенным и оставалась эмоционально доступной, я сближалась с ним и наполнялась доверием. Немаловажным фактором «излечения» была его терпимость и готовность всецело меня поддерживать. Конечно, впереди еще километры пути: автоматические реакции сильны, а еще сильнее – мое уязвленное эго и привычка воевать.