на угле, и при этом поддерживать их в состоянии готовности к повторному пуску… Фактически в стране часто производится столько электроэнергии, что она вынуждена платить другим странам, чтобы те нашли применение избыточной энергии на своей территории. Эти страны, в свою очередь, вынуждены сокращать темпы работы своих электростанций, работающих на надёжных источниках энергии, что тоже негативно сказывается на эффективности всего процесса в целом»[72]. Воспроизводимая энергетика преподносится как путь к устойчивому развитию. Еврокомиссия представила европейскую «Зелёную стратегию» — дорожную карту для обеспечения устойчивости экономики ЕС путём превращения климатических и экологических проблем в возможности во всех областях и обеспечения справедливого и инклюзивного перехода для всех[73].

Но для создания чистой энергосистемы потребуется гораздо больше полезных ископаемых и металлов, чем для системы, работающей на углеводородах, указывает Platts[74]. Дале мы приводим данные Международного энергетического агентства (МЭА) в изложении указанной публикации американского агенства.

По данным МЭА, к 2030 г. поставки лития и кобальта смогут удовлетворить только половину прогнозируемых потребностей, а производство меди может упасть на 25 % по сравнению с потреблением. Длительные сроки разработки проектов и ухудшение качества запасов усугубляют надвигающееся несоответствие между поставками критически важных минералов и климатическими амбициями.

Электромобиль потребляет в шесть раз больше минералов, чем обычный автомобиль (210 кг/автомобиль (463 фунта) по сравнению с 50 кг). Морская ветряная электростанция требует в 13 раз больше минеральных ресурсов, чем газовая электростанция (15,5 млн т против 1,2 млн т.). По словам аналитика МЭА Тэ-Юн Ким, пока нет недостатка в минеральных ресурсах, но нет гарантии, что поставки будут доступны по правильной цене в нужное время. Недавнее повышение цен на кобальт, медь, литий и никель подчёркивает, как предложение может быть ограничено. По некоторым минералам, особенно по аккумуляторным металлам, ожидается более крупный рост спроса. По оценкам МЭА, спрос на литий в ближайшие два десятилетия вырастет примерно в 40 раз, потребление графита может вырасти в 25 раз, а потребление кобальта и никеля вырастет в 20 раз.

Дефицит предложения кобальта будет ощутим к 2030 году, когда, согласно прогнозам, спрос почти утроится, достигнув 400 тыс. тонн, по сравнению со 135 тыс. тонн, потреблённых в 2020 году. Ожидается, что производство кобальта вырастет до 200 тыс. тонн в 2030 году от 140 тыс. тонн в прошлом году.

Все это позволяет сильно усомниться в достижимости целей Green Deal. Не факт, что это путь к устойчивому развитию, а не злоупотребление ограничением доступа к рынку (в данном случае — рынку ЕС). Провозглашённая в 2019 году как европейская, эта инициатива в 2020‑х годах пытается выйти и на уровень мировых финансовых институтов — её фактически поддержал Международный валютный фонд[75]. Но переход к реальному устойчивому развитию будет осуществлён не на том варианте «зелёного» пути, когда мы обращаем внимание только на выбросы углерода при производстве и потреблении продукта, а также производстве электроэнергии для этих процессов. Необходимо пойти дальше.

4. Монополистическая интеграция корпораций за счёт развития научно-производственной кооперации

У нас есть пример организационной формы инноваций, который является следующим шагом в верном направлении после реализации концепции открытых инноваций. Его нам во второй декаде XXI столетия явила Китайская народная республика, показав новую модель инновационного сотрудничества государственных корпораций и частного сектора. 150 тысяч государственных предприятий считаются уступающими частному сектору в эффективности и самыми закредитованными[76]. Но именно на базе части из них созданы путём укрупнения 200 госкорпораций. На них приходится 18 % совокупной прибыли нефтяной и газовой отрасли мира, 6 %‑в автомобильном и 5 %‑в мировом строительном секторах. Особенно высокие темпы синергетического эффекта от укрупнения показывают металлургия и аэрокосмическая отрасль[77].

Адепты рыночной экономики долгое время считали, что это сиюминутное явление. Что Китай продаст большую часть своих государственных предприятий и позволит частному сектору преобладать. И действительно в 1990‑е годы Китай продал большое количество государственных предприятий, включая розничных торговцев, рестораны и мелких производителей удобрений, пестицидов, одежды и обуви. Но Китай сохранил контроль практически над всеми важными секторами экономики, включая финансы, нефть, энергетику, авиацию, образование, телекоммуникации, автомобили, транспортную инфраструктуру и медицинское обслуживание. Более того: большинство госпредприятий, которые мы видим сегодня, были созданы в течение последних 10–20 лет[78].

Фактически получена переходная форма на пути от опоры на рыночные механизмы к госмонополистическому планомерному развитию инноваций в рамках многоукладной экономики. В нем госкорпорации играют роль ядра развития в стратегических направлениях, таких как добычи сырья, металлургия, добычи и переработка энергоносителей, энергогенерация, авиация и космонавтика, то есть обеспечивает долгосрочную инфраструктурную основу народного хозяйства Китайской народной республики. А частные инновационные предприятия работают, пользуясь преимуществами доступа ко всей этой инфраструктуре. Организация совместных межкорпоративных проектов технологического развития и планомерной научно-производственно-образовательной кооперации на базе огромных сконцентрированных ресурсов большой экономической системы — это можно назвать следующим шагом после модели открытых инноваций. Подчеркнём: открытые инновации сконцентрированы на максимальном привлечении талантов к взаимному сотрудничеству. Здесь же мы уже видим то же самое плюс максимальное привлечение ещё и всех иных ресурсов.

И это принципиально иная концентрация ресурсов, чем в предшествующих эпохах. Можно сказать, раньше была односторонняя концентрация, а сейчас она становится всесторонней. То есть, развитие торговли приводило к концентрации финансов, и уже за счёт их использования укрупнялись проекты. Или — успехи Римской империи приводили к наличию большого количества рабов, а логистика позволяла их использовать для возведения «стен Адриана», акведуков и т. п. То есть какой-то один ресурс концентрировался, а остальные получались путём обмена на рынке. Доступ к рынку — возможность его контролировать — также становился ресурсом, определявшим экономические возможности. И так далее, примеров привести можно множество. И все это называется «конкурентное преимущество». То есть успех за счёт решающего превосходства в каком-то 1–2 аспектах.

Мы же сейчас исторически подходим к созданию более эффективных больших экономических комплексов. Это уже не борьба с конкурентами в рамках существующих медленно меняющихся не по нашей воле условий, а улучшение общих условий с вознаграждением тех, кто этого добился.

5. Введение критерия экономии труда у потребителя для отбора инновационных проектов

Когда задача концентрации как талантов, так и прочих ресурсов решена, следующий шаг — ввести критерий отбора конкретных инновационных проектов (хоть реализуемых в рамках госмонополии, хоть в рамках небольшого стартапа, который пользуется инфраструктурой этой госмонополии), который позволит обеспечить продвижение к общеэкономическому максимуму производительности, а не локальному. Это критерий экономии труда у потребителей инновационной продукции, за вычетом расхода труда у производителей. То есть стандартный результат развития (повышение эффективности труда) мы берём как цель в оптимизационной задаче.

Первые примеры