Один из наших танков пробил злополучный забор и случайно наехал на голову бедняги, и теперь она была плоской, как блин. Любопытно, что его все равно было легко узнать. На расплющенном лице еще сохранились какие-то характерные для него черты…

Прежде чем войти в кабинет командира батальона Фрица Витта, я тщательно расправил гимнастерку. В углу комнаты лежала немецкая овчарка Булли, и ее большие карие глаза следили за каждым моим движением. Четыре младших офицера внимательно слушали Витта, а тот показывал им что-то на карте, разложенной на широком столе.

– Штурмбаннфюрер! – отчеканил я, щелкнув каблуками и вытянув руку в нацистском приветствии. – Шутце Бартман явился по вашему приказанию.

Облаченный в безупречный мундир, на котором красовался Рыцарский крест, штурмбаннфюрер Витт оторвался от карты.

– Ах да, шутце Бартман! Сейчас я кое-что вам покажу, – сказал он, слегка кивнув и приглашая меня следовать за ним.

Четыре младших офицера почти не обратили на меня внимания. Я проследовал за штурмбаннфюрером к окну, из которого были видны два моста через Дон.

– Рота оберштурмфюрера Шпрингера пытается создать плацдарм на противоположном берегу, – объяснил штурмбаннфюрер, – но у нас пока нет с ними связи. Так вот, вы, шутце Бартман, и исправите этот просчет.

– Яволь, штурмбаннфюрер! – бодро ответил я.

– Поскольку нет радиосвязи с 3-й ротой, я поручаю проложить телефонный кабель через мост. – Возвратившись к столу, он обратился к одному из офицеров, унтерштурмфюреру: – Принесите-ка несколько бутылок шампанского. Каждому из присутствующих. – Он повернулся ко мне и сказал: – Шутце Бартман, задержитесь с нами еще ненадолго.

Где-то поблизости, видимо, был неплохой запас шампанского, потому что унтерштурмфюреру понадобилось совсем немного времени, чтобы вернуться с пятью бутылками, которые он держал за горлышки, две в одной руке и три – в другой. У меня в голове мелькнула мысль о том, что, видимо, этот офицер набил руку в этом деле. Не так легко удержать три бутылки в одной руке. Я молча встал в угол комнаты и стоял по стойке «смирно», ожидая дальнейших указаний. Вскоре затрещали пробки. Бокалы наполнились искрящимся напитком, раздался звон. Подняли тост за взятие Ростова-на-Дону, ознаменовавшее собой проникновение вглубь территории противника на 1000 километров.

Фриц Витт оглянулся через плечо.

– Шутце Бартман, а где же ваша бутылка?

– Штурмбаннфюрер, у меня ее нет, – стоически ответил я.

Командир батальона повернулся к незадачливому унтерштурмфюреру и рявкнул:

– Когда я просил принести бутылку каждому из присутствующих, то это значит каждому, черт побери!

Покрасневший унтерштурмфюрер выскочил из комнаты, а Фриц Витт жестом подозвал меня поближе, после чего вручил мне собственную бутылку и бокал.

– Сейчас мы дождемся, когда он вернется сюда с новой бутылкой, и тогда вместе отпразднуем успех, – сказал он.

Все еще усмехаясь про себя, я присоединил конец телефонного кабеля к контактам на станции и принялся прокладывать его через железнодорожный мост. Я уже почти преодолел первый из больших стальных пролетов, когда вдруг услышал, как штурмбаннфюрер Витт громко зовет меня из открытого окна своего кабинета. Я обернулся.

– Шутце Бартман, не переходите через мост! Возвращайтесь немедленно.

Менее чем через час после тоста с шампанским я уже сидел вместе с нашим пулеметным расчетом, охраняющим подходы к станции. Вскоре к нам подошла горстка оставшихся в живых солдат из 3-й роты Шпрингера. Старший пулеметного расчета остановил первого из добравшихся через мост.

– А где оберштурмфюрер Шпрингер?

– Там, позади, – задыхаясь, рассказал стрелок, и в прохладном воздухе его дыхание мгновенно превращалось в белый пар. – Мы угодили в ловушку. Наверху шестеро наших… Оберет Шпрингер вытащил нас оттуда, он швырнул вниз пару гранат. А мы – это все, что осталось от 3-й роты!

До меня дошло, что оберштурмфюрер Витт, вероятно, спас тогда мне жизнь. Он, видимо, заметил, что русские начали штурм плацдарма, и предупредил меня.

Проявление храбрости со стороны офицеров, таких как оберштурмфюрер Шпрингер, вдохновляло и нас, простых солдат, тоже не щадить себя. Шпрингер до последнего оставался в сигнальном бункере с горсткой солдат. Вообще, в «Лейбштандарте» не было места симулянтам – тем офицерам, которые, уклоняясь от своего прямого воинского долга, посылали бы подчиненных на смерть, а сами пожинали плоды «своих» успехов в каком-нибудь безопасном месте. Поэтому неудивительно, что вскоре после этого боя оберштурмфюрер Шпрингер был заслуженно представлен к Рыцарскому кресту.

Словно голодная свинья, живо откликающаяся на стук палки о ведро с помоями, на следующий день после того, как мы заняли Ростов-на-Дону, туда прибыли части СД. Что касается местных жителей, то для них эти военнослужащие мало чем отличались от солдат и офицеров «Лейб-штандарта», за исключением букв «SD», вышитых на ромбовидном шевроне их мундиров. СД быстро настроили против себя гражданское население, угоняя домашний скот и разыскивая повсюду евреев. В их действиях наблюдалась характерная манера, их окружала какая-то аура – подсознательное ощущение того, что они непроницаемы для естественных человеческих инстинктов и абсолютно безжалостны. В своих руках они сосредоточили власть смерти над жизнью. Хотя мы порой по нескольку дней недоедали, ни один из нас не смел пойти к местным крестьянам, чтобы выменять на что-нибудь даже цыпленка, если где-то рядом маячил кто-нибудь из службы СД.

Вскоре после прибытия частей СД, когда только что доставил очередное донесение на командный пункт другой роты, я встретил одного из солдат «Лейбштандарта». Тот сидел в нескольких шагах от входа в здание. Когда я спросил, почему он тут сидит один на холоде, он посмотрел на меня пожелтевшими глазами и рассеянно покачал головой. В нос мне ударил запах какого-то затхлого спиртного. Я пошел дальше, но недоумевал, почему же этот нарушитель дисциплины до сих пор не арестован. Позже в тот же день я обнаружил, что СД «реквизировали» нескольких солдат из той роты помочь им в розыске и отлове местных евреев. Возможно, пьяный солдат и был одним из тех людей. Этого я уже никогда не узнаю наверняка. Но, насколько мне известно, это единственный случай, когда СД привлекали военнослужащих «Лейбштандарта» помогать им в своих грязных делах.

В последние дни ноября 1941 года наступила суровая русская зима. Отступающие русские опустошили все магазины и склады, а из-за растянутых коммуникаций провианта не хватало. Чтобы не замерзло топливо в грузовиках, водители долго не глушили двигатели. Либо, чтобы потом завести моторы, приходилось идти на риск и разводить под ними огонь.

Один раз нам повезло. Водитель из другого взвода рассказал нам о складе продовольствия, расположенном неподалеку от железнодорожной станции. Мы, не теряя времени, помчались туда, каким-то чудом ускользнув от всевидящего ока СД. На складе мы обнаружили металлические фляги с маслом и медом, какими-то консервами, ветчиной и топленым салом (оно было просто восхитительным!). Сложив добычу на пол кузова нашего грузовика, я неловко уселся на канистру с маслом, и ее металлический обод впился мне в бедра. Когда на обратном пути мы заехали на крутой холм, несколько канистр скатились и выпали за борт, но, по крайней мере, в грузовике стало больше места.