– Убери меч, – приказал Ворос, и Олимус послушно спрятал в ножны бесполезное оружие. – Теперь иди за ней.

Женская фигура проплыла мимо него и исчезла за дверью. Травник вытащил из стены трезубец, и барон перестал чувствовать себя мухой, наколотой на булавку. Он вышел на монастырский двор и увидел светлое платье, уже мелькавшее между деревьями застывшего сада. Пришлось идти быстро, чтобы не потерять его из виду. Оглянувшись, Олимус увидел, что травник шагает за ним и бережно несет в руках голову Регины.

Они подошли к восточной стене. В том мире, который Олимус помнил и который считал реальным, эта стена была частью хребта, надстроенной до необходимой высоты. За нею начинался крутой подъем к заснеженным вершинам. Теперь в той стороне не было гор, а только пустое темное пространство, необъяснимым образом притягивавшее барона Гха-Гула.

В стене, которой полагалось быть глухой, имелись ворота, затянутые жидким зеркалом. Олимус посчитал его жидким из-за пробегавшей по зеркалу ряби, искажавшей отражения. Он увидел в зеркале себя, безголовую женскую фигуру и приближавшегося травника.

Возле зеркала Регина обернулась и положила руки ему на плечи. Арбалет куда-то исчез. Нежные пальцы коснулись его кожи… Он долго не мог оторвать взгляда от черно-фиолетового среза шеи и изуродованных внутренностей. Ничего более безумного, чем ласки безголовой женщины, он не мог себе представить. Тем не менее, ему пришлось испытать их.

Похоже, Ворос добровольно взял на себя роль слуги или безмолвной подставки для головы.

– Люби меня, – прошептала голова. – И я открою тебе дорогу в Кзарн.

Одного этого обещания было достаточно, чтобы Олимус изменил свое отношение к происходящему. Обычный человек вряд ли выдержал бы это. Но барон не был обычным человеком. Извращенное зло стало его стихией. Даже размытую грань между реальностью и галлюцинацией он переступил без труда.

Он хладнокровно обнял женское тело, потом протянул одну руку и коснулся поверхности зеркала. Ладонь ощутила холод и твердость стали.

Руки Регины уже раздевали его и потянули вниз. Голова, находясь в руках у монаха-травника, шептала какие-то сладострастные глупости. Олимус поразился самому себе, когда вдруг почувствовал возбуждение.

В этот момент он понял, что в нем есть нечто нечеловеческое. Но это «нечто» не было и звериным. Он был превращен в машину убийства и насилия, обросшую хищной плотью, и управляемую из недоступной области мозга…

Конечно, ему не хватало женских губ и волос. С закрытыми глазами он инстинктивно тянулся к ним, но потом вспоминал, что они находятся в десятке шагов от него. В остальном же тело Регины вполне соответствовало его воспоминаниям. Оно было таким же податливым и жадным до ласк.

Он грубо разорвал платье и впился зубами в ее кожу, имевшую знакомый запах. Голова вскрикивала в руках травника, когда он причинял телу боль. Женские ноги обвили его, заключив в тесный капкан страсти. Руки терзали спину. Ногти ритмично вонзались в нее, словно шпоры в бока скакуна…

Жуткая любовница заставила Олимуса забыть обо всем. Естественная человеческая брезгливость и страх дремали за толстыми непроницаемыми стенами похоти, имевшей неиссякаемый источник… В огромном зеркале он увидел себя – длинноволосое чудовище, занимающееся любовью с безголовым трупом. Олимус ощущал присутствие Люгера, но тот оставался невидимым, словно птица, парящая за облаками. Барон был доволен собой и надеялся, что отец тоже им доволен…

Наконец голова закричала от боли и наслаждения одновременно. Она кричала так долго и так страшно, что у травника Вороса задрожали руки. Тело же, вцепившееся в Олимуса, словно паук, сразу стало отвратительным и чужим. В перерезанном горле начало пульсировать что-то. Барон с трудом оторвал от себя ослабевшие девичьи руки и откатился в сторону, схватив одежду и меч.

Длинная извилистая трещина расколола поверхность зеркала, а заодно и землю под телом Регины. За открывающимися воротами появилась гладкая, как стол, равнина, слегка подсвеченная далеким зеленым сиянием. Волшебный и манящий пейзаж…

Женское тело некоторое время цеплялось руками за край расширяющейся пропасти. Голова рыдала в руках Вороса и звала на помощь Олимуса. У того все плыло перед глазами, как в кошмарном сне…

Наконец пальцы девушки разжались, и тело рухнуло вниз. Голова завизжала так истошно, что Ворос сорвался с места и побежал к пропасти. Барон с ужасом смотрел на его безумные выпученные глаза. Он успел встретиться взглядом и с головой Регины. В ее глазах были мольба и мука.

– Ищи меня! – прокричала голова напоследок, прежде чем Ворос прыгнул в пропасть со своей страшной ношей.

Женский голос стих, и Олимус неторопливо оделся в наступившей тишине. Снова ощутив уверенность в себе, он обвел взглядом волшебную равнину. По ту сторону ворот застыли маленькие фигурки всадников. Не было никакого сомнения в том, что они поджидают кого-то.

От Стервятника он знал достаточно о варварах и Неприкасаемых, чтобы понять: все только начинается и настоящая война еще впереди.

Четырнадцатый барон Гха-Гул улыбнулся.

Позади было время абсурдных чудес. За стеной фальшивого монастыря стояла лагерем его стая. Он надеялся, что теперь даст работу оборотням, которых привел с собой. Все они любили свое простое и кровавое ремесло.

Он был уверен, что не разочарует их.

Стая вливалась на зеленую равнину через узкое горлышко зеркальных ворот. Оборотни, изголодавшиеся по войне, торопились увидеть врага, которого пришлось искать так долго. Олимус, скакавший в первых рядах, насчитал всего около трех десятков конных варваров – разведчиков или передовой отряд. Он счел их небольшой помехой на пути в Кзарн и приказал спрятать в обозе своего драгоценного проводника. Барон не хотел рисковать Песчаным Человеком, подобравшись так близко к цели.

Как выяснилось, он поступил очень мудро. Оружие варваров, о котором его предупреждал Люгер, производило гораздо более сильное впечатление, чем жалкая кучка владевших им людей.

Вначале никто из оборотней даже не понял, что означают резкие хлопки, тонувшие в тяжелом грохоте сотен лошадиных копыт. Когда несколько воинов без всякой видимой причины были выброшены из седел и тут же растоптаны надвигающейся конницей, это заметили только те, кто скакал с ними рядом.

Олимус убедился в том, что призрак и на этот раз не обманул его. Он получил представление об оружии, действовавшем на громадном расстоянии, – стальных предметах, выбрасывавших невидимые для глаза куски металла. Оно означало новую эпоху войн и, возможно, немыслимую ранее власть. Но ведь ради этого он и искал Кзарн…

Барон Гха-Гул не жалел своего коня, увлекая за собой стаю и устремляясь навстречу варварам. Поднятый меч засверкал над его головой, и боевой клич, подхваченный сотней глоток, прорезал застоявшийся воздух… Во время бешеной скачки он молился только об одном – чтобы слепой случай не остановил его слишком рано. Рядом с ним и позади него со стонами падали оборотни, летели через голову кони, дико кричали, распаляя себя и солдат, офицеры стаи…