Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Защитник опальных генералов полковник Иван Михайлович Калинин прошел весь путь борьбы за Крым и в ноябре 1920 года ушел с остатками Русской армии генерала Врангеля в Турцию, где служил помощником военного прокурора Донского корпуса. С переездом в Болгарию он стал одним из организаторов «Общеказачьего сельскохозяйственного союза», взявшегося за организацию возвращения казаков в Советскую Россию. В 1922 году, поверив большевикам, вернулся в Россию, работал преподавателем рабочего факультета Ленинградского автодорожного института. Написал интереснейшие книги воспоминаний «В стране братушек» (1923), «Под знаменем Врангеля» (1925), «Русская Вандея» (1926). Но это ему не помогло: мстительные и беспощадные большевики в кровавом 1937 году припомнили ему службу у барона Врангеля. 5 октября 1937 года И.М. Калинин был арестован Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР, а уже 2 ноября 1937 года приговорен по ст. ст. 58-6-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Его расстреляли в Ленинграде 10 ноября 1937 года.
В сентябре 1920 года в Севастополе состоялся второй процесс по этому делу: на этот раз над выздоровевшим после неудачной попытки покончить жизнь самоубийством казачьим сотником графом А.М. Дю-Шайла, редактором газеты «Донской вестник», которого барон Врангель характеризовал «мелким проходимцем и простым исполнителем».
Поскольку к этому времени это дело потеряло свою политическую остроту, то бывшего редактора «Донского вестника» судили не за государственную измену, как генералов Сидорина и Кельчевского, а за «разлагающую войска пропаганду». Севастопольский военно-морской суд под председательством полковника В.В. Городынского вынес оправдательный приговор. Прокурор военно-морского суда подал протест на этот приговор, но в дело вмешался верховный комиссар Франции на Юге России граф Дамьен де Мартель, потребовавший освобождения своего соотечественника, что и было выполнено бароном Врангелем[140].
«Одним решительным ударом был положен предел оппозиционной работе донского командования. Проискам и интригам недовольных генералов наступил конец», – с удовлетворением констатировал барон Врангель после процесса над донскими генералами.
Приказом от 9 октября 1920 года П.Н. Врангель установил самостоятельность военно-судебного ведомства, до этого подчинявшегося начальнику военного управления и обязанного руководствоваться по военно-морским вопросам указаниями начальника морского управления. В приказе говорилось: «Находя ныне своевременным развить основные положения, изложенные в приказе моем от 6-го апреля с. г. за № 2994, в смысле надлежащего разграничения деятельности власти судебной и административной, приказываю: 1. военное и военно-морское судебное ведомство выделить из подчинения начальникам военного и морского управлений; 2. Главному военному и военно-морскому прокурору и начальнику военного и морского судного отдела военного управления впредь именоваться главным прокурором армии и флота и начальником военного и военно-морского судебного ведомства, с непосредственным подчинением мне; 3. военный и морской судный отделы военного управления переименовать в канцелярию начальника военного и военно-морского судебного ведомства»[141].
В целом Правителю и Главнокомандующему вооруженными силами Крыма барону Врангелю и его правительству во главе с бывшим царским министром А.В. Кривошеиным удалось усилить роль Правительствующего Сената, поднять значение прокурорского надзора, на время восстановить в Крыму деятельность мировых судов. Военно-полевые суды ограничивались в правовой деятельности. Была объявлена судебная амнистия бывшим бойцам Красной армии.
Весьма своеобразной юридической мерой наказания, введенной Врангелем приказом от 11 мая 1920 года, была высылка в советскую Россию. Введение высылки Правитель Юга России объяснял переполненностью крымских тюрем осужденными и недостатком персонала для их охраны. Согласно приказу высылке подлежали «лица, изобличенные: 1. В непубличном разглашении или распространении заведомо ложных о деятельности Правительственного установления или должностного лица, войска или воинской части сведений, возбуждающих в населении враждебное к ним отношение; заведомо ложного, возбуждающего общественную тревогу слуха о правительственном распоряжении, общественном бедствии или ином событии. 2. В возбуждении путем произнесения речей и других способов агитации, но не в печати, к устройству или продолжению стачки… или в участии в самовольном, по соглашению между рабочими, прекращении или приостановлении или невозобновлении работ на железной дороге, телеграфе или телефоне общего пользования или вообще в таком предприятии, прекращение или приостановление деятельности которого угрожает безопасности территории Вооруженных Сил Юга России или создаст возможность общественного бедствия. 3. В явном сочувствии большевикам. 4. В непомерной личной наживе на почве использования виновными настоящего тяжелого экономического положения, в случаях, не подходящих под действие закона об уголовной ответственности за спекуляцию. 5. В уклонении под различными ложными или не заслуживающими уважения предлогами от исполнения возложенных на них обязанностей или работ по содействию фронту»[142].
На практике эта юридическая мера не нашла широкого применения и коснулась только лиц, «изобличенных в явном сочувствии большевизму».
Оценивая попытки П.Н. Врангеля реформировать судебную систему в своем маленьком государстве, можно сказать, что полностью преодолеть господства военной юстиции над гражданской, добиться существенных перемен в политико-правовой системе в условиях продолжавшейся Гражданской войны Врангелю и его правительству не удалось[143].
Сравнивая правосудие эпохи А.И. Деникина и П.Н. Врангеля бывший член 1-й Государственной Думы России, в 1920 году являвшийся председателем земской управы Таврической губернии В.А. Оболенский, писал: «Деникин, опиравшийся только на штыки, вынужденно мирился со все возрастающими в армии грабежами и должен был смотреть сквозь пальцы на деяния своих знаменитых генералов – Шкуро, Покровского, Май-Маевского и др. Врангель же мог себе позволить роскошь решительной и жестокой расправы с военной анархией. Даже насилия контрразведок при Врангеле происходили реже, а в тех случаях, когда такие деяния обнаруживались, виновники подвергались суровым наказаниям. Так, например, начальник контрразведки корпуса генерала Слащева был повешен за истязания и вымогательства. Такие эпизоды, как убийство офицерами Гужона[144], при Врангеле уже не могли происходить. Я этим не хочу сказать, что в области репрессий по отношению к населению при Врангеле все стало благополучно. Хотя террор стал менее случайным, он все же оставался чрезмерным. По-прежнему производились массовые аресты не только виновных, но и невиновных, по-прежнему над виновными и невиновными совершало расправу упрощенное военное правосудие»[145].
Несмотря на принимаемые Врангелем «колоссальные усилия по наведению законности и порядка в тылу и армии и самоотверженную работу чинов военно-судного ведомства, многое осталось невыполненным».
Дореволюционная российская судебная практика восстанавливалась в Крыму на фоне резкого политического противостояния сторон и жестокостей Гражданской войны, что, безусловно, не могло не найти своего отражения. Одни вели борьбу за сохранение российской государственности, другие стремились «старый мир разрушить до основанья». Одни боролись за