Прозвучала еще одна фраза на местном наречии, и мальчишка исчез.

– Давайте пока переберем рис, – попросил Клим, присаживаясь на корточки.

Вытаскивая из риса камешки, семена растений, Клим продолжал рассказывать:

– Если рис разварится, то получается рисовая каша с мясом, а не плов. Хотя некоторые любители плова предпочитают именно кашу, а не классический, с твердым рисом плов.

Тем временем мальчишка притащил котел с водой.

– Сначала нужно промыть рис в двух водах, а потом обдать его кипятком, – пояснял Клим свои действия.

Засыпав рис в котел, Клим повернулся к своим слушателям и произнес:

– Сейчас начнется самое сложное – варка риса.

Дождавшись, пока выкипит вода, Клим собрал рис горкой и, прикрыв его пальмовыми листьями, отошел от очага.

– Скоро будет готово твое экзотическое блюдо? – спросил Ван Вейс, шумно втягивая носом воздух.

– Минут десять, – пообещал Клим, раскладывая на расстеленном брезенте вымытые пальмовые листья.

Незаметно подошел Гатум со своим дядей и, прислонившись к стойке навеса, иронически наблюдал за действиями Клима.

– Прошу всех садиться за стол, – пригласил Клим, делая широкий жест.

Никто не стал отказываться.

Переглянувшись с Ван Вейсом, Гатум достал из машины длинную черную бутылку и стопку прозрачных пластиковых стаканов.

Видя, как заблестели глаза присутствующих, Клим не стал возражать, рассудив, что от одного стакана спиртного ничего не будет взрослым мужчинам.

Сняв котел с огня, Клим перемешал содержимое и шумовкой стал накладывать плов на пальмовые листья.

На одного человека ложки не хватило.

Клим, отдавая свою ложку мальчишке, заметил:

– Я могу есть и руками, как мусульмане едят.

Выпив по первой дозе, которая была чуть больше двадцати граммов, все принялись есть плов, хваля повара.

– Тебя, командир, можно брать в любой поход, – сообщил дядя Гатума, отправляя в рот ложку за ложкой.

– Я слышал, что русские могут выпить целый стакан виски за один раз, – сказал Таббс, с вожделением глядя на бутылку.

– В этом нет ничего сложного, – махнул рукой Родс, обгладывая косточку.

– Это только русские умеют! – настаивал Таббс, которого на жаре от пятидесяти граммов крепкого пальмового самогона немного развезло.

– Держу пари, что никто из присутствующих не сможет этого сделать! – заикнувшись, заявил Таббс.

– Отвечаю на сто фунтов! – быстро сказал Родс, вытаскивая из кармана деньги.

– Я тоже в доле! – поддержал Ван Вейс, протягивая руку к бутылке.

Клим искоса посмотрел на спорящих, но ничего не сказал.

Ван Вейс налил стограммовый стаканчик до краев, резко выдохнул и одним глотком осушил его.

Совершенно по-русски южноафриканец поднес тыльную сторону ладони к носу и резко вдохнул.

– Если бы я не знал твою семью, Ван Вейс, то голову мог заложить, что ты русский шпион! – сообщил Родс, наливая стаканчик до краев.

Резко выдохнув, Родс тренированно осушил стакан и снова выдохнул.

Клим заметил, что после слов Родса лицо Ван Вейса пошло красными пятнами.

– Сам ты где научился так пить? – ехидно спросил южноафриканец, вперив в Родса тяжелый взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

– Я в Советском Союзе пять лет в университете Патриса Лумумбы учился, – объяснил Родс.

– И на кого ты выучился? – спросил Таббс, восхищенно смотря на своего товарища.

– Хотел стать агрономом, но не получилось! – махнул рукой Родс, протягивая руку к бутылке.

– Брек! Мы не на гулянке, а на задании! – остановил Клим.

– Лейтенант! Расскажи, где ты так научился пить? – попросил Гатум, стараясь увести разговор от ссоры.

Клим кинул взгляд на Ван Вейса.

– Я не только пить умею, но и говорить по-русски! – объявил Ван Вейс и начал рассказывать:

– После двадцатого года, когда в России прошла революция, много людей эмигрировало в Южно-Африканскую Республику. Моя мать русская, и поэтому я довольно прилично говорю по-русски. Отец, капитан третьего ранга, служил на Черноморском флоте и сумел вывезти из России не только всю семью, но и часть денег. В ЮАР купил в буше плантацию и начал разводить коз и сажать хлопок. Все было хорошо до недавнего времени, пока страны не стали делиться. Плантацию сожгли, коз угнали, а семью убили. Поэтому пришлось идти в Зауровскую армию. Мать вышла замуж за голландца, вот откуда у меня и получилось имя Ван Вейс, – пояснил южноафриканец и хриплым голосом затянул «Шумел камыш».

Родс с ходу начал подпевать.

Едва рассвело, лендровер двинулся в путь. Проехав два часа, спустились в глубокий каньон, заросший лиственным лесом.

– Так мы не видны с воздуха, – пояснил Гатум, осторожно ведя грузовик.

Через десяток миль начали взбираться наверх, держа направление на границу с Мозамбиком.

– Странную ты выбрал дорогу, – заметил Клим, сверяясь по карте.

– Нам предстоит проехать еще миль семьдесят до того места, где можно спустить вашу лодку на воду, – ответил Гатум.

– Учитывая нашу скорость, это три, три с половиной часа, если ничего не случится, – вслух рассуждал Клим, пристально смотря по сторонам.

Дорога вывела на плато с бурой однообразной растительностью по обеим сторонам дороги.

Колея вела строго на север. Справа и слева до самого горизонта потянулись хлопковые поля с ветвистыми кустами хлопчатника.

За ними поля сахарного тростника, такие же заброшенные, как и хлопчатник.

Вдали показались горы Иньянга, фермерские поля кончились, ветер сделался жарче, а по дороге заклубились пыльные смерчи. Справа появилось широкое ущелье, поросшее на обоих склонах густым лесом. По нему уходила железная и автомобильная дорога в Мозамбик. Ни одного поезда или автомобиля не было видно.

– Сейчас мы пересечем железную дорогу и уйдем вправо, – объявил Гатум, включая передний привод.

Лендровер взобрался на откос железной дороги, перевалил через рельсы и неторопливо спустился вниз. Проехав по равнине мили три, лендровер снова выехал на грунтовую дорогу и покатил параллельно хребту. Дорога снова начала понижаться, и Клим приказал остановиться.

Устроившись в тени огромного камня, Ван Вейс предложил:

– Пусть Таббс и Родс идут поверху, а мы осторожно поедем ущельем.

– Подстраховываешься? – спросил Клим, никак не выражая своего отношения к предложению южноафриканца.