— Я на метро приеду, — бодро отвечает Штарк.

После короткой паузы Константинов сухо произносит:

— Хорошо. До встречи.

Сидя голый на кровати, Штарк набирает телефон Дорфмана. Но тот не отвечает и после десятого гудка — видимо, спит богатырским сном. Тогда Иван звонит Чернецову. Альтист тоже долго не берет трубку, но наконец откликается тяжелым, явно похмельным голосом.

— Здравствуйте, Владимир. Меня зовут Иван Штарк, я звоню по довольно важному делу, связанному с вашим знакомым, Робертом Ивановым.

— Погоди, не так быстро, — бормочет Чернецов. — При чем тут Боб? Он нашелся?

Даже не с похмелья, а пьян до сих пор, думает Штарк и отвечает беззаботно:

— Пока нет, но найдется. Куда мне подъехать?

— Подъехать… Ну, на Волгина, двадцать один. Квартира восемнадцать. Пива возьми только, ладно?

Через час Штарк звонит в дверь восемнадцатой квартиры. Путь до двери занимает у альтиста Чернецова не меньше пяти минут. Распахнув дверь так, что Иван инстинктивно отступает на шаг, он мрачно интересуется:

— Ты кто?

— Иван Штарк. Я звонил час назад. Принес пива.

— Звонил? Это может быть… А вот пиво — хорошо.

Чернецов ниже Ивана как минимум на голову, но заметно шире в плечах. Он похож скорее на борца, получившего травму и потому вошедшего в штопор, чем на классического музыканта. Физиономия его опухла так, что непонятно, как он вообще видит Ивана сквозь тугие щелки, этим утром заменяющие ему глаза. Нетвердыми шагами полуодетый альтист бредет на кухню, Иван в летнем костюме, с пакетом, в котором позвякивают бутылки, — за ним. Приняв от Штарка бутылку «Крушовице», Чернецов нашаривает на столе среди грязной посуды зажигалку, сдергивает ею крышку и присасывается. Влив в себя две трети бутылки, он, кажется, чуть лучше ориентируется в пространстве. Но поскольку пьет он явно не первый день, просветления надолго не хватает.

— Пойдем в комнату, — приглашает он хрипло. — Только… погоди. Там у меня…

Навстречу им в коридор выходит, чуть пошатываясь, девица со спутанными светлыми волосами. Из одежды на ней только махровое полотенце, которым она обернулась довольно небрежно.

— Ксю! — радуется ей Чернецов. Лицо девы остается мрачно-сосредоточенным. — Пива хочешь?

— Я не похмеляюсь, — степенно отвечает Ксю и бредет на кухню курить и пить воду из чайника. Полотенце почти ничего не прикрывает, и Штарк заливается румянцем. Ноги у подружки Чернецова такие, что высокие каблуки им не нужны, а грудь выглядит слишком бодро для похмельного утра.

— Я хотел поговорить о Роберте Иванове, — говорит Иван, когда Чернецов плюхается в кресло и залпом допивает пиво.

— Ксю, будь другом, принеси еще пивка, — кричит альтист. Через пару минут девица возвращается с открытой бутылкой, из которой делает на ходу несколько мелких глотков. Ни один из мужчин не упрекает ее в непоследовательности.

Штарк протягивает Чернецову уже порядком захватанные фотографии скрипки. Альтист вяло перебирает их, Ксю смотрит ему через плечо.

— Да, это Боба скрипка. И чего?

— Насколько я понимаю, она нашлась. Теперь остается найти самого Боба, чтобы сказать ему об этом.

— Легко сказать, найти Боба… Он ни на звонки не отвечает, ни на письма. Был Боб — и весь вышел.

— Я собираюсь его найти, — говорит Иван. — Только для этого мне надо понять, как он пропал.

— Ты из ментовки, что ли? — Чернецов ставит бутылку на пол, словно в ней может быть какой-нибудь полицейский яд.

— Нет. Я работаю на американскую страховую компанию.

— Ни фига не понимаю.

— Это длинная история.

— Длинную не надо, — машет рукой альтист. — К длинной я не готов.

— Если коротко, я хочу знать, что случилось с Ивановым. Почему он пропал.

— Мы тоже голову ломали, но так и не поняли. Этот гондон Иноземцев чего-то недоговаривает. Знаешь Иноземцева?

— Вчера познакомились.

— Гондон.

Штарк чувствует, что разговору недостает содержательности.

— Иноземцев сказал мне, что вы были в клубе после концерта, Боб играл там на скрипке, а потом ушел.

— Играл — не то слово. Он так играл, что… Анечка даже расплакалась. Знаешь Анечку Ли?

Вот как, оказывается, звали женщину, которая была с музыкантами в клубе, думает Иван.

— Не знаю. У тебя есть ее телефон? Я хочу поговорить со всеми, кто там был.

— Анечкин телефон только у спонсора есть. Это спонсорская Анечка, — качает головой Чернецов под хихиканье Ксю.

— Спонсор — это Константинов? Из «Госпромбанка»?

— Угу. Он везде таскал ее с собой.

— Это она в клубе попросила Боба сыграть?

— Да. А он не хотел. Чуть ее не послал. Но Константинов сказал выполнять, он и пошел на сцену.

— А потом сразу ушел, да?

— Принял стакан и ушел. Потом Анечка ушла, потом мы тоже скоро. Устали после концерта.

Штарк понимает, что все вполне могло быть так, как предположила Софья. Иванов сыграл для этой Анечки, да так, что она прослезилась. И ушла она вскоре после него. К нему? Спонсорская Анечка…

— А сам ты чего пиво не пьешь? — спрашивает Чернецов.

— Так… не пью я по утрам, — пожимает плечами Иван.

— А я пью — утром, днем и ночью тоже пью. Мы с Ксю все время пьем. — Альтист обнимает подружку, присевшую на подлокотник кресла.

— Зачем? — спрашивает Штарк.

— А фигли нам, кабанам?

Ивану уже очевидно, что большего он вряд ли добьется. Может быть, Дорфман уже проснулся. Так что он поднимается, слегка кланяется развратной Ксю, у которой совсем сползло махровое полотенце, и машет рукой Чернецову.

— Я позвоню еще, если узнаю что-нибудь.

— Давай. Я тут буду.

У Дорфмана в час репетиция в Доме музыки на Красных холмах, так что он готов встретиться там минут через сорок.

— Вы с кем уже говорили? — спрашивает Штарка виолончелист.

— С Иноземцевым и Чернецовым.

— Н-да.

— Простите?

— Тогда вы вообще ни черта не поняли.

— Пожалуй, не понял, — легко соглашается Иван. — Может, вы мне что-нибудь проясните.

— Это я могу.

Впрочем, Иван слышит в тоне Дорфмана насмешку.

На скамейке перед Домом музыки музыкант сладко потягивается, подставляя пухлые щеки солнышку. Этот точно не пил всю ночь, думает Штарк, просто поспать любит, вот и не ответил на звонок.

— Объясните первым делом, в чем ваш интерес? — спрашивает виолончелист.