Старлинг не спеша выбирала на стойке для приправ пакетики с сахаром, одновременно наблюдая за тем, как Инелл Кори занимает место за столиком.

Вы всю жизнь можете заблуждаться, думая, что все лютеране выглядят на одно лицо. На самом деле это вовсе не так. Подобно обитателям архипелагов в Карибском море, умеющим отличить один остров от другого, Клэрис Старлинг, взращенная в лютеранской общине, могла определить, к какой ветви вероучения принадлежит Инелл Кори. Церковь Христа, подумала она, а может быть, назарянка.

Старлинг быстро сняла с себя украшения — простой браслет и золотую серьгу из здорового уха. Бросив их в сумочку, она взглянула на часы. Пластиковые. Сойдут. К сожалению, внешность свою она изменить не могла.

— Инелл Кори? Хотите кофе? — спросила Старлинг, подходя с двумя чашками в руках к столику.

— Мое имя произносится Айнелл. Кофе я не пью.

— В таком случае я выпью обе чашки. Может, желаете еще что-нибудь? Я — Клэрис Старлинг.

— Мне ничего не надо. Не могли бы вы показать мне удостоверение личности с фотографией?

— Безусловно, — сказала Старлинг. — Мисс Кори… Могу ли я звать вас Айнелл?

Мисс Кори в ответ лишь пожала плечами.

— Айнелл, мне требуется ваша помощь в деле, которое вас лично абсолютно не касается. Мне нужен гид, который помог бы мне найти медицинские карточки некоторых пациентов Балтиморской больницы для невменяемых преступников, Айнелл Кори ответила четко и весьма холодным тоном, давая тем самым понять, что ее охватил справедливый гнев.

— Мы уже ответили на все вопросы Наблюдательного бюро штата, мисс…

— Старлинг, — Мисс Старлинг. Ни один из пациентов не покинул больницы без своей медицинской карты. Вы без труда можете выяснить, что ни одна медицинская карта в то же время не вышла за стены лечебницы без письменного одобрения руководства. Что же касается личных дел умерших, то, если их не затребовали себе Министерство здравоохранения или демографический отдел управления статистики, мертвые дела.., медицинские карты скончавшихся, насколько мне известно, оставались после моего ухода в больнице для невменяемых преступников Балтимора. А я рассталась с больницей одной из последних. Личные дела необъяснимо исчезнувших пациентов направлялись в полицию или в офис шерифа, — Необъяснимо исчезнувших?

— Тех, кто сбежал. А некоторых похищали опекуны.

— Не мог ли доктор Ганнибал Лектер считаться одним из «необъяснимо исчезнувших»?

— Нет, таковым он считаться никак не мог. Из нашей больницы он никуда не исчезал. Он совершил побег в то время, когда не состоял под нашим наблюдением. Однажды я даже спускалась в подвальный этаж, чтобы показать доктора Лектера сестре, которая приезжала со своими мальчиками. Вспоминая об этом, я начинаю испытывать отвращение и гнев. Он побудил одного из пациентов брызнуть на нас… — Она понизила голос:

— Вы понимаете, что я хочу сказать.

— Понимаю, — ответила Старлинг. — Мне известно это слово. Обрызгавшего вас пациента, случайно, звали не мистер Миггз? У того была очень твердая рука и точный бросок.

— Я вычеркнула его имя из своей памяти. Но вас я запомнила. Вы приходили в больницу и беседовали с Фред.., с доктором Чилтоном. А затем спускались в подвал, чтобы поговорить с Лектером. Это так?

— Да.

Доктор Фредерик Чилтон в свое время являлся директором больницы. Он исчез, находясь в отпуске, и это случилось после бегства доктора Лектера.

— Вы слышали, что Фред исчез?

— Да, слышала.

Мисс Кори произвела на свет несколько светлых слезинок и произнесла:

— Мы были помолвлены. Он исчез, затем закрылась больница, и мне показалось, что на меня обрушились небеса. Я сошла бы с ума, если бы меня не поддержала моя церковь.

— Очень вам сочувствую, — сказала Старлинг. — Но сейчас у вас хорошая работа.

— Но у меня нет Фреда. Каким прекрасным человеком он был! Мы любили друг друга, а это так редко случается в наши дни. Вы, наверное, не знаете, что Фред в последнем классе школы был объявлен Учеником года.

— Теперь буду знать. Я хочу спросить у вас, Айнелл, хранил ли Фред досье пациентов в своем кабинете или они находились в приемном отделении, рядом с вашим рабочим местом?

— Они находились в его кабинете. Когда же папок накапливалось слишком много, их переносили в большие шкафы в приемное отделение. Шкафы, как вы понимаете, всегда были на замке. Когда больницу закрыли, много папок временно отправили в подвал, а часть расставили в разных местах.

— Вам приходилось держать в руках досье доктора Лектера?

— Естественно.

— Вы не помните, были ли там рентгеновские снимки? Хранились ли снимки вместе с историями болезни или их держали отдельно?

— Вместе. В одной папке. Снимки размерами часто превосходили размеры папки, и это причиняло массу неудобств. У нас были рентгенограммы, но часть снимков больничный рентгенолог хранил у себя. Я не помню, где находился снимок доктора Лектера — у нас или у него. У нас была его кардиограмма, и Фред часто демонстрировал пленку посетителям. В тот момент, когда доктор Лектер — я не хочу даже называть его доктором — напал на бедняжку сестру, он был весь опутан проводами кардиографа. Вы не представляете, его пульс, когда он на нее набросился, нисколько не участился. Санитары стали его от нее оттаскивать и сломали ему плечо. Поэтому и пришлось делать снимок. По моему мнению, им не следовало ограничиваться плечом.

— Не могли бы вы мне позвонить, если вспомните, где находится история болезни доктора Лектера?

— Мы проведем то, что именуется.., общим поиском, — сказала мисс Кори, с трудом вспомнив термин. — Однако большую часть папок выбросили. Не мы, правда, а люди из подвала.

Наблюдая за тем, как мисс Кори тяжелой поступью покидает кафетерий, Старлинг потягивала кофе. Толстый фаянс чашек потрескался. Чашки протекали, и ей, чтобы не облиться, приходилось все время держать у подбородка салфетку.

Затем Клэрис Старлинг попыталась проанализировать свое состояние. Она чувствовала, что ей в себе что-то не нравится. Может быть, ей просто не хватает стиля? Может быть, ее раздражает собственное безразличие к радующим глаз предметам? Все же скорее всего ей действительно следует обрести свой стиль. Даже высокомерное поведение лучше, чем ничего. Высокомерие — не что иное, как заявление о себе. Другое дело, будет это заявление услышано или нет.

В надежде исправить положение Старлинг попыталась обнаружить в себе признаки снобизма. Из этого, однако, ничего не получилось. Размышляя о стиле, она вспомнила Эвельду Драмго. В этой женщине стиля было больше, чем достаточно. Когда Старлинг это вспомнила, ей вдруг очень захотелось выйти из кафетерия точно такой, какой она была всегда.

Итак, Старлинг оказалась в том же месте, где когда-то начинала, — в больнице для невменяемых преступников города Балтимор, ныне бездействующей. Старое коричневое здание, юдоль скорби, стоит с решетками на окнах, цепями на дверях и испещренными графитти стенами. Оно тоскливо ждет того момента, когда наконец явится чугунный шар, чтобы его разрушить.