но как об стенку горох.

— Так что с ним случилось? — напрасно, что ли приехала на другой конец города.

— Ой, Алиночка, даже не спрашивайте! Жуть и ужас… Я даже решила остаться у него ещё на несколько дней. Представляете, пошёл вчера утром выгулять собаку, а намордник дома оставил. Так эта шавка блохастая сцепилась с такой же себе подобной, а Глеб полез их разнимать. Вот они его и подрали.

— Дикий укусил Глеба? — не верю.

— И он тоже. Столько раз говорила ему избавиться от этой скотины. Но нет же! Он у него дрессированный! Вот тебе и дрессура! Хозяина порвал. Так этот дурачок, вместо того, чтобы ехать в больницу, сначала в ветклинику псину повёз, а только потом поехал сам. Пятьдесят швов наложили. Пятьдесят! На руках живого места нет. И от госпитализации отказался, — чуть ли не навзрыд. — Шрамы теперь останутся.

Сказать, что я в шоке — ничего не сказать. Я в обмороке!

— И узнала я обо всём не от него, — продолжает Людмила Николаевна. — А от полицейских, которые пришли. Собака, с которой сцепился этот монстр, оказывается, сдохла от потери крови. И, слава Богу! Только теперь Глеб должен хозяевам компенсировать потерю «друга» и штраф за выгул собаки без намордника в общественном месте. Вот такие дела…

— Жесть…

— Не то слово, Алина.

— Можно же в суд подать, Глеб тоже пострадал, — кручу чашку.

— Глеб — дурак! — резко. — Сам полез к ним голыми руками. Теперь на уколы от бешенства ездить и на перевязку. А укусы очень долго заживают.

— Да, я знаю. Меня в детстве тоже собака кусала…

— Вот объясни мне, зачем ему эта шавка? — смотрит на меня.

— Я не знаю… Он её любит…

— Говорит, от одиночества завёл. Девушку лучше бы завёл, дурень! Извините, Алина, — решает, что меня её слова задели.

— Ничего страшного.

Из прихожей слышится звук открывающейся двери.

— А вот и Глебушка пришёл, — говорит громко и по-доброму его мать, чтобы он услышал, и направляется к нему на встречу.

— Мам, ты чего? — передаёт ей пакет с продуктами и снимает куртку.

— А у нас гости, вернее гостья, — ласково.

Глеб глядит с подозрением на маму и проходит на кухню.

— Алина?

— Привет! — смущённо зажимаю кисти рук между бёдер.

— Не ожидал, что ты зайдёшь.

— Как Дикий? — не знаю, что спросить, ещё и его мама так странно на меня смотрит и улыбается.

— Плохо, но врачи стараются…

— Вот и хорошо. Я, пожалуй, пойду, у меня сегодня ещё смена ночью, — встаю с желанием сбежать.

Не думала, что он так быстро вернётся.

— Уже? — встрепенувшись, Людмила Николаевна.

— Я узнала, что хотела, так что пора и честь знать, — дергаю плечами.

— Я провожу, — глядит на меня Глеб так, что всё вибрирует внутри.

Конечно, дура! Сперва выгнала, а сейчас сама к нему припёрлась.

А может быть, я раскаялась?

Ну а что⁈ Я девушка, мне всё можно!

Глава 17

— Зачем пришла? — перехватываю Белку у лифта.

— Хотела узнать, как ты. Твоя мама любезно всё рассказала. Вижу, что ты себя неплохо чувствуешь, — вот язва.

— Ага, пока на обезболивающих…

— Больно, да? — появляется искреннее сочувствие в её глазах.

Она слегка касается моей руки.

— Фсс… — делаю вид.

— Прости… — закрывает руками лицо.

— Я пошутил.

— Дурак! — ударяет ладошкой по плечу.

— А вот теперь больно, — корчусь.

Попала как раз в зашитое место.

— Прости, прости, прости… — обнимает меня.

— Давай в лифт войдём. Не нужно маме видеть наш разговор, она наверняка в глазок подглядывает.

— Она у тебя хорошая. Заботливая…

— Ты её плохо знаешь, — пропускаю Белку вперёд.

Мама у меня — тиран.

— Значит, я прощён? — нависаю над ней, пока мы едем вниз.

— Я сама виновата, слишком поверила в себя.

— То есть? — не понимаю о чём она.

— Я тебя даже завести не смогла. Грош — мне цена.

— Что? — у меня чуть челюсть не падает. — Кто тебе такое сказал? — обхватываю её лицо руками.

Ничего себе! Вот это ты себя накрутила, Белка!

А по моей реакции и стонам было не понятно, что мне всё до охренения нравится? Или у тебя от принятого слух отключился?

— Ты сам сказал, что не хочешь меня, — бубнит сжатыми в трубочку губами.

— Дурочка ты. Услышала только то, что хотела. Я такого не говорил. Я сказал, что не хочу с тобой в поле, как с девкой какой-то. Правду говорят, сама придумала — сама обиделась.

— Значит, я тебе нравлюсь? — читаю в её глазах надежду.

Я не могу обмануть.

— Очень. У меня от тебя мурашки по всему телу, а поцелуй твой словно удар молнией.

— Давай ещё раз ударимся? — смотрит влюблёнными глазами, закусывая нижнюю губу.

Меня уговаривать не надо.

Воспоминания о её поцелуях были для меня, как укол анестезии этой ночью. Вспомнил, и стало легче, не так болело.

Мы целуемся как ненормальные, у меня опять крышу сносит. Сначала короткие частые поцелуи, а потом глубокие, до дезориентации.

— Ты на работу? Я отвезу, — отпускаю её наконец-то, приходя в сознание.

Мы выходим на улицу.

— Не надо, я такси вызову.

— Никакого такси! И с работы встречу.

— Глеб, тебе спать надо, — пытается включить мамочку.

Мне и своей хватает.

— Сомневаюсь, что я в ближайшую неделю смогу нормально спать, — показываю забинтованные руки.

— Зачем ты полез их разнимать? А если бы насмерть загрызли?

— Ну не загрызли же. Надеюсь, Дикий выкарабкается… У него там тоже всё тело заштопано.

— Людмила Николаевна сказала, что у тебя теперь шрамы останутся, — жалостливо берёт меня за ладони.

— Шрамы украшают мужчин. Радуйся, что лицо не тронули, а то кого бы ты греческим богом называла, — обнимаю и трусь носом об её курносый.

— Ты мне любой нравишься, — улыбается так, что внутри бабочки запорхали.

— Позапрошлой ночью ты мне другое говорила, — намекаю на её признание.

— Я поспешила с выводами, — отводит загадочно глаза.

Вот только не надо забирать слова обратно.

— Ну и напрасно. Потому что я тоже в тебя немного влюблён, — чмокаю в губы.

— Немного? — шутливое огорчение в глазах, но вижу, что довольна.

— Да, я пока на первой стадии, — ещё один лёгкий поцелуй.

— Так не бывает, Морозов! — немного отводит голову в бок, и мой следующий поцелуй приходится ей в шею.

— Бывает… Влюблён, но чуть-чуть, потому что ты та ещё заноза, Белка. И пойдём уже, а то скоро весь дом на нас поглазеть сбежится.

Она оглядывается по сторонам.

Заметила?

Все на нас, как на музейный экспонат, таращатся. Я здесь не раз целующиеся парочки заставал, и на них так не смотрели.

Мы что, особенные?

Ой, ещё скажите, что