«13 ноября 1878 г.

Многоуважаемая г-жа Баккус!

Я оставил без ответа Ваше письмо, полученное мною вчера, до сегодняшнего дня для того, чтобы снова пересмотреть каждую из статей купчей, чтобы лично убедиться в том, не сделано ли мною, конечно, против желания, чего-нибудь такого, что дает Вам право чувствовать себя обиженной. Правда, во время нашего разговора я предлагал, если Вы того пожелаете, предоставить Вам участие в делах Standard Oil Company, оставив за Вами известное количество акций; но тогда же из Ваших слов понял, что после продажи бизнеса Вы желаете совершенно устраниться от участия в делах. Потому-то дела наши и были устроены так, а не иначе на основании нашего с Вами разговора, потому-то мы и дали Вам ответ соответствующего содержания, отнюдь не вкладывая в него смысла, содержащегося в Вашем письме после наведения Вами справок относительно целесообразности получения акций. Что же касается Вашего замечания о том, что мы у Вас все равно отняли бы бизнес, не продай Вы его, могу сказать, что и тут Вы меня, как и вообще всем письмом от 11 с. м., незаслуженно сильно обижаете. Для интересов предприятия, представителем коего я выступаю, не является существенным, куплено нами или нет Ваше дело. Я попрошу Вас припомнить следующее обстоятельство: года два тому назад Вы спрашивали совета у меня и Флаглера, не продать ли Вам свое дело. Тогда Вы были согласны продать его по более низкой цене, чем теперь. И тогда Вы выразили готовность продавать не за наличный расчет, а в рассрочку, причем Вы были бы очень довольны, если бы кто-то гарантировал Вам регулярную выплату взносов. Что же касается суммы, уплаченной за Вашу собственность, то она, без сомнения, в три раза превышает ту сумму, с которой мы можем со временем получить доход. Но желая сделать соглашение добровольным, я и распорядился предложить 60 000 долларов – сумму, которую большинство компаньонов назвали чрезмерно высокой. Считаю, что, обдумав все высказанное Вами в письме, Вы будете вынуждены сознаться в нанесении мне незаслуженного оскорбления, и надеюсь, что врожденное Ваше чувство справедливости придет мне в этом на помощь.

«Г-ну Джону Д. Рокфеллеру, Кливленд, Огайо

Не знаю, попадет ли когда-либо настоящее письмо в Ваши руки или Ваш секретарь отправит его в корзину для ненужных бумаг. Но я должен, поскольку это в моих силах, успокоить свою совесть, даже если Вы не получите это послание или не прочтете его. С того самого дня, когда вдова моего покойного брата написала Вам то несправедливое и неразумное письмо, касающееся продажи ее бизнеса, в которой и я принимал небольшое участие, с того самого дня я хотел Вам писать и высказать все несогласие свое с содержанием этого письма. Я жил в семье брата, и в день Вашего посещения оставался дома, чтобы по особо выраженному желанию г-жи Баккус принять вместе с нею участие в переговорах с Вами о продаже бизнеса. Я же с самого начала стоял за продажу.

Я был при г-же Баккус во время фатальных переговоров с г. Розе и г. Мэлони и делал все возможное, чтобы помешать г. Розе настроить г-жу Баккус враждебно к Вам. Она, по моему мнению, необычайно умна в делах денежных, – но не понимает и не поддается убеждению, что наиболее разумным в финансовом смысле поступком было одно – продажа ее доли в предприятии. Она забывает, что пять следующих лет все возраставшей, убийственной конкуренции разорили бы ее, сделали бы ее крах неизбежным, а долги за участок земли на Эвклид-Авеню загубили бы ее вконец, и если она что и спасла из своего нефтяного бизнеса, то только благодаря плану Джона Д. Рокфеллера. Она воображает, что потеряла миллионы, и трижды в день внушает это своим детям, так что, полагаю, это стало у нее чем-то вроде мании. Ни одним разумным доводом, кто бы его ни произнес, ее не убедишь. Во многих отношениях она вполне рассудительна, но в этом одном – необычайно упряма. Я убежден, что если бы со стороны Рокфеллера было ей обещано продолжать выдачу дивидендов, мне пришлось бы пойти против продажи. Но об этом не могло быть и речи. Я знаю о 10 000 долларов, которые накинуты на цену по Вашей просьбе, я знаю, что заплатили втрое против действительной стоимости, знаю и то, что единственным средством спасения нашей компании от банкротства была продажа. Я просто облегчаю свою совесть этим письмом. После продажи я не был достаточно умен: отправился в Буффало попытать счастья, но скоро разорился и с позором вернулся. Тогда я уехал в Делет и снова поднялся, пока «земельная лихорадка» снова не довела меня до нищеты. В промежутках я опять подымался и снова падал, но пытался глотать горькие пилюли опыта и бодро смотреть в будущее, не садясь под смоковницу и не обвиняя Джона Д. Рокфеллера в собственных несчастиях.

Я, вероятно, не написал бы этого письма спустя столько времени после произошедших событий, если бы на днях мне не пришлось разговаривать с г. Ганафином, управляющим трубопроводной компании Buckeye Pipe Line. В этом разговоре речь случайно зашла о продаже компании Backus Oil. Тогда у меня в голове блеснула мысль наконец собраться с духом и написать Вам письмо о том, как на самом деле разворачивались события, свидетелем которых я был. Вот я написал, и камень упал с моей души.

С полным уважением и преклонением перед Джоном Д. Рокфеллером остаюсь покорный слуга.

По словам писателя-историка Аллана Невинса, Standard Oil, приобретая предприятия конкурентов, «часто платила более высокую цену, чем любой беспристрастный оценщик счел бы справедливой. Это был просвещенный эгоизм. Лучше заплатить на 1000, 5000 или даже 25 000 долларов больше, чем продолжать дорогостоящую конкуренцию. В результате многие независимые предприниматели получали удовлетворительную цену плюс долю акций в реорганизованной компании или в Standard Oil плюс работу и пенсии».

Заключая подобные сделки, Standard Oil настаивала на получении гарантий того, что конкуренты не будут использовать вырученные средства для строительства новых нефтеперегонных предприятий. Но такие гарантии далеко не всегда срабатывали. Некоторые конкуренты снова строили заводы в надежде продать их Рокфеллеру по завышенной цене.

К примеру, компания «Скофилд, Шермер энд Тигл», выкупленная в 1872 году, вновь объявилась через три года, построив за 65 000 долларов нефтеперегонный завод с годовой переработкой 180 000 баррелей сырой нефти. Рокфеллер не стал «уничтожать» отступников. Он заключил с ними взаимовыгодное соглашение об аренде, по которому конкурирующая фирма получала годовую квоту в 85 000 баррелей с гарантией ежегодных субсидий в 35 000 долларов в год.