«Такие же солдаты, как Тит», – тепло подумал Марк.

– Я тебя знаю?

Марк обернулся на голос и увидел мускулистого юношу лет двадцати. У него были светлые волосы, коротко подстриженные и редеющие на висках. Преждевременное облысение скоро подпортит его хорошую внешность. Марк сразу его узнал, хотя прошли месяцы со времени их первой и последней встречи в Риме. Это был Квинт Помпей, муж Порции. Марку уже тогда он сразу не понравился. И эта неприязнь усилилась еще больше, когда он понял, что Порция несчастна.

– Возможно. Я принадлежу к дому Цезаря. Теперь я – его писарь.

– Ах, наверное, поэтому, – с сомнением кивнул Квинт. – Но кажется, в тебе есть что-то еще, чего я не могу определить. Кстати, раб, ты должен называть меня «хозяин».

– Я не раб, – холодно возразил Марк. – Цезарь дал мне свободу.

– Да? – разочарованно произнес Квинт. – Но не обольщайся насчет своего положения. Я – военный трибун. Ты должен называть меня «господин». Это понятно, писарь?

– Да… господин, – ответил Марк, чуть-чуть склонив голову.

– Я бы посоветовал тебе относиться ко мне с бо́льшим уважением. – Квинт сунул большие пальцы за пояс и расставил локти. – Ты знаешь, кто я?

– А ты что, забыл? – с невинным видом спросил Марк.

Квинт нахмурился, глаза его расширились. Он понял, что над ним насмехаются. Он выпрямился во весь рост и оказался на голову выше Марка.

– Я – Квинт Помпей. Это имя должно что-то значить даже для такого простого маленького болвана, как ты, писарь. И еще я – родственник Цезаря благодаря браку, так что на твоем месте я следил бы за собой.

Он еще раз взглянул на Марка и отошел к другим младшим трибунам, которые сидели на скамьях, поставленных для офицеров. Они разговаривали и громко смеялись, не обращая внимания на недовольные лица центурионов и кое-кого из старших трибунов. Марк был уверен, что Титу тоже не понравились бы эти молодые люди.

Последний офицер занял свое место, и наступила короткая пауза. В палатку вошел внушительного вида солдат с курчавыми седыми волосами и произнес громким низким голосом:

– Прибыл командующий!

Разговоры мигом стихли. Все в палатке вскочили, когда появился Цезарь и сразу прошел к карте, висящей в деревянной раме. Встав возле карты, он кивнул ветерану, который объявил о его приходе:

– Спасибо, префект лагеря.

Пожилой ветеран остался стоять у входа в палатку. Цезарь повернулся и обвел взглядом офицеров, с улыбкой посмотрев на Марка.

– Пожалуйста, садитесь, господа.

Скамьи скрипнули, и офицеры с шумом стали рассаживаться поудобнее. Марк взял стило, готовый записывать. Цезарь собрался с мыслями, сделал глубокий вдох и заговорил ясным, отчетливым голосом, заглушая шум дождя, барабанящего по палатке:

– Завтра на рассвете мы выступаем в Апеннины. Там мы будем выслеживать мятежных рабов и уничтожать их отряды. Мы убьем или возьмем в плен их вожака, Брикса. Вас выбрали для выполнения этой задачи. Кое-кого из вас я знаю, с некоторыми в прошлом воевал вместе, например с центурионом Корвом.

Он показал на мускулистого офицера, сидевшего в середине ряда. Они обменялись улыбками и кивком. Марк старался записывать все, но понимал, что надо ограничить свои записи только самым важным. Цезарь продолжил:

– Остальных из вас рекомендовал Лабиен. Я надеюсь, вы оправдаете его выбор. Любой, кто разочарует меня, будет уволен и отправлен домой. Я не потерплю трусов, дураков и лентяев. Считайте это возможностью проверить себя и людей, которыми вы командуете. Это будет лучшей подготовкой к тому, что вас ждет, когда я поведу объединенную армию против Галлии. Я знаю, что некоторые из вас думают, будто мятежники и разбойники в горах – это ничто. Вы считаете их голодными, жалкими негодяями, плохо обученными и плохо вооруженными. И несомненно, менее опытные из вас думают, что с ними будет быстро покончено.

Он ненадолго замолчал. Марк торопливо все записал и приготовил новую табличку.

– В действительности нас ждет трудная борьба. Несколько дней назад мои телохранители и я наткнулись на горстку мятежников по дороге из Рима. Они умные. Они окружили нас, прежде чем мы поняли, что мы в ловушке. Сноровка – не единственное их преимущество. Они знают горы. Они знают все тропинки и будут использовать их, чтобы перехитрить нас. Поэтому мой план такой: мы должны выслать две колонны. Одна пойдет на юг к Корфинию… – Он повернулся к карте и показал на ней город. – Этой колонной будет командовать легат Бальб. С ним пойдет бо́льшая часть Девятого легиона. В это время я поведу основные силы на север, к Мутине. Вот сюда.

Он показал на карте и снова повернулся к офицерам. Широко расставив руки, он стал медленно сближать их.

– Мы будем гнать их с обоих концов, пока они в свою очередь не окажутся в ловушке.

Цезарь помолчал, чтобы сказанное дальше четко отложилось у них в голове.

– Будет последний бой, и на этот раз мы должны быть уверены, что никто из них не спасется, иначе легенда о Спартаке будет продолжать жить. На этот раз мы подавим желание каждого раба восставать против своего хозяина. Не стоит обольщаться: бой предстоит суровый. Мятежники будут сражаться во имя большего, чем их жизни. Они будут сражаться за то, за что действительно стоит сражаться, – за свободу. Пусть наши противники – рабы, но вы должны отнестись к ним с уважением. Они будут драться так, как вам до сих пор не приходилось да и впредь не придется. В этой палатке есть несколько человек, участвовавших в подавлении последнего мятежа, и они знают, о чем я говорю.

Некоторые из центурионов-ветеранов закивали с угрюмым видом. Марк поспешно сделал несколько заметок, чтобы не отстать от Цезаря. Слова проконсула пробрали его холодом до мозга костей. Это будет война на уничтожение. Недостаточно просто убить Брикса и его сторонников. Цезарь намерен уничтожить саму мечту тысяч рабов, трудившихся и страдающих по всей империи. Впервые Марк осознал, за какое дело отдал жизнь его отец. Он понял, что это стоило той цены, какую заплатили последователи Спартака. Тот факт, что Марку придется идти рядом с человеком, который намерен стереть даже память о его отце, вдруг вызвал у него приступ тошноты, застрявший комком в горле.

– Каждый из вас и люди, которыми вы командуете, пойдут и будут драться так, как не дрались раньше, – продолжал Цезарь. – Я хочу, чтобы эта кампания закончилась до наступления весны. Я не потерплю никого, кто будет сражаться вполсилы. Любой такой человек будет уволен из армии, которую я поведу в Галлию.

Он медленно обвел взглядом комнату, и наконец выражение его лица смягчилось.

– Вопросы?

Квинт поднял руку. Цезарь пристально посмотрел на юношу:

– Да, Квинт?

– Господин, ты планируешь взять ради этих беглецов половину армии. Но ведь задачу наверняка можно решить и с меньшим количеством солдат?