Когда после 7-летнего пребывания в Китае я попал на такой срок в Японию, узнал, что в Стране восходящего солнца есть самое дорогое лакомство, которое подают лишь министрам да президентам фирм. Это – пузатая рыба фугу с темной спинкой и белым брюшком. Она смертельно ядовита особенно на пороге весны. Однако именно в эту пору гурманы готовы платить за это удовольствие тысячи долларов. Каждый февраль японская пресса сообщает о сотнях заболевших и десятках погибших из-за такого гастрономического варианта «русской рулетки».

Наиболее опасна для жизни печень рыбы фугу. Однако она хорошо помогает от возрастных болезней суставов. И хотя возможность «побывать на грани бытия и небытия» пугала, журналистское любопытство оказалось сильнее осторожной рассудительности.

Сырую рыбу утреннего улова разделывают на тонкие, почти прозрачные ломтики, сквозь которые должен просвечивать узор фарфорового блюда. Выпив сначала настоя из плавников, начинаем есть рыбу со спинки – наиболее вкусной и наименее ядовитой. Но чем ближе к брюшку, тем сильнее яд.

Повар, словно анестезиолог, внимательно вглядывается каждому в глаза. И вот на нас исподволь накатывается парализующая волна. Сначала буквально отнимаются ноги, потом руки. И вот уже деревенеет язык, словно после укола новокаина, когда врач собирается рвать зуб.

Способность двигаться сохраняют только глаза. Никогда не забуду этот момент ужаса, когда мы сидим на татами в полной неподвижности и лишь обмениваемся испуганными взглядами.

Потом все оживает в обратном порядке. Возвращается дар речи, способность двигать руками и ногами. Неужели ради этого воскресения из небытия люди идут на смертельный риск? Чувствую себя совершенно обновленным, заново родившимся.

И тут повар наливает всем настойку из хвоста фугу. Она вызывает прилив творческого вдохновения. Хозяева об этом знают. Просят что-нибудь написать на память. Мне подносят кусок белого картона, кисть и тушь. И я размашисто вывожу четверостишие средневекового китайского поэта Ли Бо, одинаково известное как в Поднебесной, так и в Стране восходящего солнца.

Восхищенная хозяйка обещает повесить его на стене рядом с дипломом повара. Лет десять спустя наш посол в Токио рассказал мне, что его специально привезли в этот ресторан, чтобы показать местную достопримечательность: образец поэтической каллиграфии, некогда оставленный писателем из далекой России.

В заключении добавлю: недавно узнал о том, что яд рыбы фугу настоянный на саке, является эффективным средством лечения предстательной железы. Так что не случайно этим драгоценным блюдом любят лакомиться люди почтенного возраста. Кстати, хозяйка заведения, где я оставил каллиграфическое четверостишие, заверила меня, что этот сувенир дает мне право бесплатно отведать ядовитой рыбы вновь, когда я захочу. И это ободряет.

Итак, по теории традиционной китайской медицины, основанной на клинической практике многих тысячелетий, в человеческом организме наряду с системой кровообращения существуют и каналы циркуляции жизненной силы «ци». Это источник жизни и в то же время – связующее звено между человеком и природой, часть мировой души.

Умение управлять своей жизненной силой и даже направлять ее для лечения других людей составляет суть загадочного искусства «цигун». Если усилием воли можно воздействовать на процессы в организме другого человека, становится объяснимым механизм загадочного бесконтактного массажа.

Традиции застолья, то есть, особенности кулинарии и связанных с ней развлечений – зеркало души народа, отражение специфики его национального менталитета.

Это наиболее очевидно, когда сравниваешь китайцев и японцев, которые во многом схожи как близнецы, но в чем-то диаметрально различны как антиподы.

Между издавна прославленной своей изощренностью и изобретательностью китайской кухней – с одной стороны, и поражающей своей утонченной простотой и естественностью японской кухней – с другой, существует разительный контраст.

Он воплощает полярное различие жизненной философии двух соседних дальневосточных народов, которое коренится в их отношении к природе и к искусству.

В китайской культуре мастер выступает как властелин, считающий материал своим рабом. В японской же культуре мастер видит свою задачу в том, чтобы помочь материалу раскрыть то, что заложено в нем природой. Если китайцы демонстрируют искусность, то изделия японцев подкупают естественностью.

Этот разительный контраст, пожалуй, наиболее заметен именно в кулинарии. Если китайская кухня это, образно говоря, – алхимия, магическое умение творить неведомое из невиданного, то кулинария японская – мастерство иного плана, способность создавать натюрморты на тарелке.

Повар в Поднебесной утверждает власть мастера над материалом. Он гордится умением приготовить рыбу так, что ее не отличишь от курицы. А соевые бобы так, чтобы они имели вкус мяса. Для кулинара, говорят в Поднебесной, годится все, кроме Луны и ее отражения в воде. (Есть более современный вариант этой старинной метафоры. В Китае едят все, что бегает – кроме автомобиля. Все, что летает – кроме самолета. Все, что плавает – кроме подводной лодки).

Нельзя также не отметить связь между прославленной китайской кулинарией и не менее известной китайской медициной. Однажды губернатор провинции Шаньдун угощал меня зажаренными в кипящем масле скорпионами. Даже для привыкшего к восточной экзотике человека есть этих членистоногих с задранными хвостами было нелегко. Но когда я узнал, что они предотвращают появление глаукомы, разжевал целых три штуки. Оказалось – ничего страшного. На вкус вроде хрустящего плавника от только что поджаренной плотвы.

Если же говорить о японской кухне, то она в отличие от китайской чрезвычайно проста. Повар проявляет свое мастерство тем, что делает его наименее заметным. Он выступает лишь как резчик по рыбе и овощам. Именно нож – его главный инструмент, словно резец у скульптора.

Подобно японскому поэту, который в хайку – стихотворении из одной поэтической строфы, обязан выразить время года, японский повар непременно должен подчеркнуть сезонность кушанья. Соответствие сезону, свежесть продукта ценится в японской кулинарии более высоко, нежели мастерство приготовления.

Излюбленное блюдо праздничного японского стола – сырая рыба. Причем, именно тот ее вид, который наиболее вкусен в данное время года и в данном месте. Каждое блюдо славится натуральными свойствами продукта, и оно должно быть приготовлено именно в лучшую для него пору.

В японской кухне нет соусов, которые изменяли бы вкус кушанья. Главная приправа – «адзи-но-мото» или буквально «корень вкуса». Ее назначение – усиливать присущие каждому продукту вкусовые особенности. Если, к примеру, бросить щепотку этого порошка в куриный бульон, он будет казаться более наваристым, то есть, более «куриным».