— По-моему, нам все-таки надо быть поосторожнее с новым королем, — сказала матушка. — Слишком он умный. Для королей это только во вред. А что такое уважение, он, по-моему, вообще не знает.

— Ко мне на прошлой неделе один мужчина приходил, — встряла Маграт, — спрашивал, нет ли у меня желания уплатить налоги. Я сказала, что нет.

— Он и ко мне заходил, — поделилась нянюшка Ягг. — Пришлось Джейсону нашему вместе с Вейном выйти, помочь втолковать ему, что мы в этом не участвуем…

— Маленький такой, лысый, в черном плаще? — уточнила матушка, о чем-то крепко призадумавшись.

— Да, — ответили обе ведьмы.

— Знаю такого. Полчаса лазил по моим кустам малины, пока мне не надоело. Вышла спросить, чего ему надо, так он сразу и умчался.

— Если честно, я все-таки дала ему пару монеток, — призналась Маграт. — Он сказал, что его в замке пытать будут, если он не заставит ведьм налоги платить.

Герцог Флем внимательно глядел на две монетки, лежащие у него на ладони.

Затем он посмотрел в глаза сборщику налогов:

— Ну?

Сборщик старательно откашлялся:

— Видите ли, господин… Я объяснял им, что нам нужно содержать регулярное войско, канальство. Они спрашивают — а зачем? Я им говорю — чтобы охранять вас от разбойников, канальство, а они говорят — нас разбойники не трогают.

— А как же работы по благоустройству?

— А… Да. Я так им и сказал — надо, мол, дома новые строить, мосты возводить, канальство…

— Ну и?

— Говорят — не нужны они нам, мы ими не пользуемся.

— Да неужели? — лукаво переспросил герцог. — Вброд они, что ли, речки переходят?

— Не могу знать, господин. Но ведьмы-то, думаю, что хочешь перейдут.

— Что еще они тебе поведали? Сборщик податей исступленно мусолил край своего мундира.

— Такое вот канальство, господин. Я им намекаю, что с налогами королю сподручнее заботиться о мире…

— А они?

— Сказали, пусть лучше король о своем покое печется. А потом посмотрели на меня так…

— И как же они на тебя посмотрели? Герцог сидел, подпирая рукой подбородок, и с искренним вниманием смотрел на своего слугу.

— Да и не расскажешь толком, канальство, — замялся сборщик налогов.

Ему хотелось увернуться от взора герцога Флема, внушающего ему странное наваждение, будто бы плитки, которыми был выложен пол в зале, вдруг сорвались с отведенных мест и рассеялись в разных направлениях, в связи с чем сам пол растянулся на площадь в несколько акров.

— Ну, не робей…

Сборщик налогов вдруг залился румянцем.

— Тут такое канальство, — пробормотал он. — В общем, плохой был взгляд.

Ответ этот являлся наглядной демонстрацией того, что сборщики налогов гораздо лучше управляются с цифрами, чем со словами. Однако, если бы смущение, страх, скверная память и полнейшее отсутствие воображения не вступили против него в сговор, сборщик мог бы дать несколько другой ответ: «Помню, в детстве, когда я еще в пацанах ходил, оставили меня как-то раз с теткой, а она от меня, канальство, сливки решила спрятать, слила их в банку и поставила на самую высокую полку в чулане, а я дождался, когда она из дому ушла, забрался на табуретку и давай их лопать, а тут она назад приходит, а я и не услышал ее шагов, да еще и банку случайно с полки смахнул, разбилась она вдребезги, а тут тетка дверь открыла и посмотрела на меня так, что я на всю жизнь запомнил. Вот и они на меня так же посмотрели. Но самое страшное, они, похоже, знали, как на меня моя тетка смотрела…»

— Плохой?

— Да, сир.

Герцог побарабанил пальцами по левому подлокотнику трона. Сборщик налогов еще раз откашлялся:

— Это… вы же не заставите меня возвращаться туда?

— Как-как? — переспросил герцог и раздраженно отмахнулся: — Да нет, конечно… Забудь. Просто найди пыточных дел мастера и передай ему, что я просил… В общем, пусть он поработает с тобой.

Выразив взглядом самую горячую признательность, сборщик налогов отвесил герцогу поклон:

— Слушаюсь, господин. Сию минуту, сир. Премного благодарен. Вы такой…

— Знаю, знаю, — рассеянно проговорил Флем. — Свободен… — И герцог остался один на один с гигантской пустующей залой.

Погода вновь испортилась. Накрапывал дождик. Через равные промежутки времени пласт штукатурки, отделившись от потолка, с грохотом разбивался о плиточный пол. Стены натужно кряхтели, словно силясь еще глубже внедриться в землю. Из подвалов веяло сырой вонью.

Пусть же небо будет свидетелем, он ненавидит это королевство.

Ненавидит этот жалкий клочок земли, что в длину насчитывает сорок миль, а в ширину не наберет и десятка, почти целиком покрытый угрюмыми скалами с льдисто-зеленоватыми отрогами, клинкообразными хребтами и глухими, непроходимыми чащобами. Как может такое крохотное королевство доставлять столько неудобств своему повелителю?

Но было у этого королевства и другое измерение, решительно не укладывающееся в его, повелителя, голове. Королевство было наделено глубиной. И власти короля эта многомерность не подчинялась.

Флем поднялся с трона и не спеша прошел к балкону, предлагающему несравненный обзор лесной опушки. У Флема вдруг зародилось подозрение, что деревья не сводят с него пытливых взглядов.

Он чувствовал себя уязвленным. Но чувству этому приходилось лишь дивиться, поскольку народ не выказывал противления его власти. Противление вообще было не в свойствах людей. Взять Веренса, к которому всегда относились неплохо. На похороны стеклось приличное число простолюдинов, со скорбными лицами сопровождавших процессию. А ведь печатью тупости эти лица не были отмечены. Но была в них некая отстраненная самопоглощенность, словно дела монархов касались народ лишь самым поверхностным образом.

Герцога же эти людишки изводили нисколько не меньше, чем деревья. Случись нынче какой-нибудь свирепый бунт — все было бы… на своих местах. Тогда можно было бы вешать всех без разбора. И душа бы отдохнула. Моментально произошла бы закупорка артерий общественного организма, столь благотворно влияющая на развитие всякого государства. На равнинных местностях на пинок отвечают пинком. А этот народец лишь отступит в сторону и будет покорно ждать, пока у тебя отсохнет пинающая нога. Спрашивается, как может король, правящий подобным сбродом, рассчитывать вписать свое имя в историю. Ведь угнетать местных людишек все равно что угнетать телом матрас.

Действуя из соображений общей политической выгоды — чтобы все поняли, с какой властью теперь придется жить, — Флем уже повысил налоги, спалил несколько деревень… Жалкие, никчемные потуги.

А еще они обожают своих ведьм. Ведьмы же не дают покоя его мыслям…

— Шут!