этого несчастного русся, зачем он попался им в Выборге? Ингвар резанул бородача по шее. И тут женщина закричала. Зачем она сказала эти оскорбительные слова на финском? Русские всегда отлично запоминают ругательства, но так сказать о его маме! Это было недопустимо! Совершенно спокойно Ялмар вытащил револьвер и выстрелил – дважды в женщину и дважды в мальчика, чтобы молодой волчонок не вырос и не вцепился в граждан его уже свободной Финляндии. Муки совести? Раскаянье? Нет. Он был уверен, что всё делает правильно. Во имя великой цели. Во имя независимости ЕГО Финляндии.

После Гражданской войны многие сослуживцы Ялмара по 27-му финскому егерскому остались на командных должностях в армии. Они составляли основу финского прогерманского офицерства. Это была сплоченная группа, умеющая отстаивать свои интерес и не забывавшая своих верных соратников. Сейчас они почти ничем помочь одному из самых толковых своих командиров не могли: маршал обещал подкинуть подкрепления, железная дорога работала медленно, но исправно, и своими обещаниями Карл Густав никогда не разбрасывался. К полковнику подошли капитан Мяккинен, командовавший 27-м полком, и капитан Контулла, чей отряд совершенно недавно отошел от Суомуссалми.

– Господа! Обратите внимание! Вот тут, дефиле между Куйвас-ярви и Куома-ярви, протекает река, вот тут есть мост. Мост взорвать, на берегу речушки организовать завалы и оборонительную позицию. Несколько завалов на пару километров до позиции. Это ваш рубеж, Контулла, вы выходите на Раатскую дорогу вместе с Мяккиненом, но он поворачивает и атакует Суомуссалми, а вы держите дорогу на Раате! Это крайне важно. Тут основной путь подвоза припасов к вражеской дивизии, по дороге могут идти подкрепления, разведка сообщает, что на границе концентрируется свежая кадровая дивизия, надеюсь, что движется по частям. Ее надо остановить, задержать, пока мы не решим вопрос с Суомуссалми. Я усилю вас, чем смогу. Так началась битва на Раатской дороге, которая в ТОЙ истории привела к самому неприятному поражению Красной армии.

Глава четырнадцатая

Кемска волость

Кемь. 9-е декабря 1939 года

Я был рад попасть в Кемь. Занюханный городок, станция, больше напоминающая полустанок. А я ей был рад! Я говорил, что не переношу стук вагонных колес? Не переношу, а обезболивающее тут принимают только одно – водку. Ну её! Комбриг Виноградов любил себя угостить с лишком. Но алкоголиком не был и в белой горячке с шашкой (или чем ещё) наголо не бегал! Вообще он был каким-то слишком средним, слишком серым, в этом и была его беда! Ну ничего, это мы исправим!

Да, Кемь городок старинный и самым важным было то, что тут железная дорога подходила прямо к морскому порту. Соловецкий монастырь – это тоже тут. Совсем-совсем неподалеку. Сейчас это огромный лагерь, а городок Кемь богат бараками для рабочего люда. Казалось бы, пришла советская власть, чтобы улучшить жизнь трудящихся, а по городку Кемь этого не скажешь. Лесозаготовки, морской порт, вот привычные занятия местных жителей. Надо сказать, что во время Гражданской войны большая часть населения поддержала большевиков, а саамы, потерпевшие от белофиннов и прочих интервентов тоже стали на сторону революции. Они радостно приветствовали Красную армию, когда та освободила Север СССР от интервентов и белогвардейцев. Насколько я помню, саамы охотно помогали Красной армии и в Финскую. Поэтому, сразу по прибытию в Кемь я отправился в волостную (районную) парторганизацию.

Первый секретарь Кемского райкома партии, примерно пятидесяти лет, старый рыбак, Полуект Маркович Паков быстро понял смысл моей просьбы и пообещал помочь. В принципе, по всем вопросам я получил от партийных товарищей содействие и понимание. Я ждал руководящих указаний и грохота кулаками от командования армии, но, на удивление, меня 9-го числа оставили в покое. Я, в принципе, знал, что происходит, но никому ничего не говорил. Недовольное ходом войны, руководство СССР издало директиву № 1 Главного Военного Совета СССР, которая ликвидировало руководство фронта и передало его в генштаб, точнее, взяло руководство боевыми действиями на себя. Несомненно, завтра придёт указание перенацелить мою дивизию в район сосредоточения 163-й дивизии, для того, чтобы помочь ей прорваться к Оулу. Закономерно, ведь 163-я дальше других продвинулась вглубь финской территории и ближе всего к Оулу располагается. Вот только усиление в виде моей дивизии – очень скоро превратится в операцию по деблокированию окруженной дивизии. Ведь именно девятого декабря под Суомуссалми начали подтягиваться прибывшие по железной дороге финские части. Пусть у них не было танков и тяжелой артиллерии, но они сражались за свою землю, а потому были максимально мотивированы победить захватчиков (нас) любой ценою. Почти под ночь 9-го я встретился с несколькими местными пограничниками, в том числе начальником погранзаставы, а также охотниками-саамами. У финнов с саамами были давние счеты. При создании Финляндии власти новой страны, сами получившие независимость от имперского народа, стали проводить в отношении к саамам политику полной и решительной ассимиляции. По идее, саамский этнос должен был раствориться в финском, к началу сороковых годов в парламенте Финляндии рассматривался вопрос о принудительной стерилизации «неполноценного» саамского населения[53]. На встрече с моей стороны присутствовал начальник штаба, комиссар дивизии и командир сводного отряда пограничников, приданных дивизии буквально перед самым отправлением. Я объяснил главную цель: нужно было некоторое количество проводников из местных, что с детства стоят на лыжах. И в авангарде, и в боковых дозорах такие проводники были крайне необходимы. Но более важным было получение нескольких проводников-добровольцев, хорошо знающих дороги к Ботническому заливу. Даже если это будут контрабандисты, какая нам разница, попросим товарищей из органов оказать нам посильную помощь, не откажут ведь, чую, что не откажут! Я предполагал создать четыре диверсионные группы, эти группы формировать из моих пограничников с привлечением местных добровольцев, с обязательным участием проводников из саамов.

Сбивать эти отряды надо было срочно, времени для тренировок не было, но делать-то было нечего. По моему замыслу, эти диверсанты должны были тихо просочиться вглубь финской территории, почти до самого Оулу. К эшелону я возвращался почти глубокой ночью. Одиннадцать часов – темень непроглядная! И тут, на перроне, наталкиваюсь на колонну своих солдат… в шинелях! Начинаю закипать, как электрочайник, подбегаю к колонне.

– Кто такие?

Ко мне подскочил молодой лейтенантик.

– Первая рота 2-го батальона 305-го стрелкового полка, направляемся для получения зимнего обмундирования!

Я отдал честь в ответ, немного успокоился, но вопросы к снабженцам остались.

– Матвей Тимофеевич! Как понимать увиденное на перроне?

– Алексей Иванович, поверьте мне, всего на один батальон не хватило обмундирования зимнего в Ленинграде, но я вывернулся, ответственные товарищи перенаправили недостающее сюда, пока эшелон