– А дружок-то твой не пошел.

– Топай мимо. – Ирка не церемонилась и выражений особо не подбирала.

– А чего, ты, типа, свободна теперь?

– Типа, тебе сказали – отвали! – Ирка говорила, не поворачивая головы. Понимает – хорошо, нет – его проблемы.

– А чего, типа, мешаю идти?

– Мешаешь!

– А чего мешаю-то? Вон сколько места!

Кривой щедро повел рукой. Они двигались вдоль реки. Вокруг – кочковатый заливной луг, поросший кустиками давно не кошенной травы, зарослями крапивы, остролиста и бурьянистым чертополохом. Отряд разбрелся по просторам родины, шел, спотыкаясь.

Зайцева резко повернулась, отчего Юрка чуть не сбил ее с ног.

– Вот и иди в свои места, – прошептала она в лицо Кривого. – Да смотри, не падай.

На последнем слове Ирка стала наклоняться вперед, словно хотела Юрку поцеловать. Кривой, сколько мог, отклонялся, потом решил отойти, зацепился за кочку и упал. Задетый Постников повалился следом.

Ирка снова громко фыркнула и потопала прочь. Анька, идя рядом с ней, сияла, как маков цвет.

– Ну, что у вас опять? – возникла из небытия своего рассказа о героическом космонавте Алена.

– Отвали! – пихнул первого подвернувшегося под руку Кривой. Этим первым оказался Валька.

– Сам отвали! – буркнул для острастки Пося, и в который раз решил держаться от Кривого подальше.

Юрка глянул на своих гвардейцев. Ребята смотрели кто куда. Для бодрости духа он ухмыльнулся и побежал догонять Ирку.

– Слушай! Да отлипни ты уже от меня! – рассердилась Зайцева.

Кривой как будто в стену врезался. Взмахнул руками и снова упал на землю. Томочка встревоженно заохала. Сердобольная Кузя склонилась над павшим.

– Что у вас здесь опять? – несколько утомленно спросила Алена.

– У Кривоноса падучесть повышенная, – бросила на ходу Ирка.

– Юрка, кончай спектакли разыгрывать! После поиграем.

Юрка дернулся, открыл глаза, сел.

– С головой чего-то… – пробормотал он неожиданно.

– Начинается! – рассердилась Алена. – Вставай! С головой у него что-то! Спать надо по ночам, а не страшилки рассказывать.

Юрка встал, но теперь плелся в хвосте сильно растянувшейся колонны. Его гвардейцы убежали вперед – Кривонос потерял для них привлекательность как сильный вожак.

– Видала, как я его! – с гордостью дернула бровью Зайцева.

– Чего это он распадался? – с сочувствием спросила Аня.

– Королев, ты видел? – повернулась к Лешке Ирка. – Будешь не слушаться, тоже… падать начнешь.

Лешка неуверенно кивнул, как будто соглашаясь. Улыбка на лице Ани застыла.

– Да ладно тебе, – толкнула подругу Ирка. – Пошутить уже нельзя. Он же сам тебе сказал, что больше не любит. Чего ты напрягаешься?

Аня мотнула головой – то ли «да», то ли «нет».

– Он может передумать, – прошептала Моторова.

– Мы тебе другого найдем, – доверительно сообщила Зайцева. – Забирай себе Кабанова.

Аня вздохнула. Улыбки больше не было, взгляд не скользил по горизонту, глаза следили теперь за ногами. Левая, правая, левая, правая, левая… Какая бессмысленная штука – жизнь. Никчемная и бестолковая.

Они шли бесконечными полями. Слева струилась река, далеко на горизонте справа тянулась темная полоска леса. Ясное небо с легкими облаками.

Они позавтракали под ивами, низко свисающими по-над рекой.

– Мать моя! – волновалась Вера Павловна по телефону. – Где твои-то?

– Мне Карина сказала, что их всех после завтрака разобрали, – подготовленно врала Алена. – За Кабановым родители приехали. Королев с Моторовой номер репетируют для субботнего концерта. А Постников в библиотеке помогает. Они к вам в тихий час подойдут. – И не дожидаясь возражений врача, дала отбой.

Физрук топал далеко впереди – ему не было дела до внутрилагерных разборок. Матвей подбросил на плечах рюкзак, удобней распределяя вес. Всем происходящим он был доволен. Остальные хранили вид заговорщиков. Тройка пацанов далеко в стороне гнала перед собой мяч, пасуя и яростно возмущаясь, когда он улетал в крапиву или бурьян. Бегуны то и дело вскрикивали, спотыкаясь на буграх.

– Вот ведь беда какая, – вертелась рядом с Аленой Томочка. – Королев Моторову разлюбил, а Зайцева – Кабанова. К Ирке теперь Юрка пристает, а она его ругает и обещает несчастья наслать. Он уже четвертый раз на ровном месте наворачивается.

– Тома! Что ты такое говоришь! – устало отмахнулась от нее Алена. – При чем тут это?

– Ты ничего не видишь, – заявила с другой стороны Кузя.

– Чего я не вижу? – И в подтверждение своих слов Алена обвела взглядом растянувшийся отряд. Машинально пересчитала. Двадцать пять человек, полный комплект, а вернее, не совсем полный, без одного. – Все я вижу. Не выдумывай.

– Ничего ты не видишь! – поддержала подругу Томочка. – Моторова что-то задумала.

– Может, хватит уже? – остановилась Алена.

Томочка поджала губки.

– Злая ты, – тихо произнесла она. – От этого и все беды.

На мгновение, всего на одну секунду, Алене показалось, что Томочка ей кого-то напоминает. Но не своим круглым личиком и каштановыми волосами. Взгляд, полный осуждения, возмущенные ямочки на щечках, треугольный подбородочек…

– Уверен, это инопланетяне! – Мимо пружинящей походкой опытного походника прошагал Матвей со стайкой пацанов. – Гагарин был слишком знаменит, собирался второй раз в космос. Наверняка, когда совершал свой последний полет, увидел что-то такое, что инопланетянам не понравилось.

– Они его сбили?

– Ввзяли к себе!

– Кого же тогда похоронили?

– Он летал со вторым пилотом. Но в день эксперимента с ними отправился еще один помощник. После падения тела было трудно опознать, вот и решили, что помощник – это Гагарин. Хотя на самом деле Гагарин жив. Летает где-нибудь на далекой орбите.

– Как же могли ошибиться, если было официальное опознание!

– А что там опознавать! – горячился Матвей. – Ты представь только – самолет, эта тяжеленная махина, разбивается о землю. От человека ничего не осталось! Говорят, собирали по частям – обрывки одежды, часы с руки, фотографии, бумажник.

– Бред какой-то, – проворчала Зайцева.

– Да вы просто Гагарина не знаете! Смелый был человек, отчаянный. Если ему предложили такой полет, разве бы он отказался?

К Алене подлетела запыхавшаяся Миленькая.

– А мальчишки дерутся, – сообщила Томочка.

– А мальчишки убить друг друга обещают, – поддакнула вынырнувшая из-под локтя подруги Кузя.