— Я не понимаю, как это касается тебя, — внезапно выдала она, когда, раздевшись, они легли в постель.

За целый вечер они ни словом более не упомянули дело Хаммерсенгов. Открыв первую за неделю бутылку вина, посмотрели кино («Подозреваемые» — она сама выбрала. В плане фильмов ее вкус был определяющим). А он все ждал. Тема его поездки к дому Хаммерсенгов не была исчерпана, они лишь сделали перерыв на несколько часов, на красное вино и детектив. В ее словах был скрытый вопрос. Здесь, в спальне, ее голос звучал мягче. Когда она повернулась к нему под одеялом, тело ее, одетое в просторную футболку (одна из его футболок, она всегда надевала их на ночь), казалось зовущим. Но на ее лице вновь отразилась прежняя неприязнь.

— Не преувеличивай.

— Я просто пытаюсь понять, что же было на самом деле.

— Быть приятелями… друзьями… — начал он, — нелегко. С этим связано очень многое…

— Что, например?

Он замолчал.

— Анита… это нелегко!

— Так объясни же, Юнфинн!

— Ну… в школе Клаусу сложно пришлось.

— Ты хочешь сказать — ему было одиноко?

— Как я уже сказал, он был очень странным.

— Его травили?

— В то время это не называли травлей.

— И ты к этому тоже руку приложил?

Он отметил, что начинает бояться ее способности попадать сразу в яблочко.

— Во всяком случае, я ничего не сделал, чтобы облегчить ему жизнь.

— И дальше что? — Ее испытующий взгляд не отрывался от его лица. Он с трудом выдерживал его.

— Однажды во время школьного похода ему разорвали спальный мешок. Папаша Георг сообщил об этом ректору. Раздули целый скандал. Нескольким из нас пришлось давать нелицеприятные объяснения…

— «Подозреваемые»? — Несмотря на шутливый вопрос, голос ее оставался серьезным.

— Можно и так сказать. Мне тогда было стыдно. А сейчас я стыжусь еще сильнее.

Помолчав немного, она сказала:

— Поосторожнее, Юнфинн, не ищи в этом расследовании самоуспокоения.

— Тебе хорошо говорить. — Обида у него не очень получилась.

— Мы пытаемся выяснить, связаны ли загадки и тайны семейства Хаммерсенг с их смертью. И если даже ты принимал участие в школьной травле их сына, это не особенно важно.

— Ну… да…

— Я действительно так считаю.

— Ты сейчас похожа на Моене, — ответил он со сдавленным смешком, за которым не смог скрыть своего облегчения.

На этом они успокоились и больше ничего не обсуждали. Ему хотелось прижаться к ней и обнять ее, но он боялся, что этот последний разговор только увеличил отчуждение между ними. Если только и это не было плодом его собственной фантазии.

Когда Валманн на следующий день позвонил Кронбергу, у того все еще не было никаких новостей о Ханне Хаммерсенг. Поиск по данным датской базы неопознанных тел ни к чему не привел.

— Но я не сдаюсь, — почти весело заявил Кронберг, — в нашем мире нелегко бесследно исчезнуть. У меня появилась одна идея, но на это уйдет уйма времени. Позвони-ка мне завтра.

— Знаешь, еще одна деталь, — Валманн считал, что должен помочь хоть чем-то, — относительно Клауса Хаммерсенга. Один наш бывший одноклассник выяснил, что Клаус работал в Венесуэле, и нефтяном секторе. Он геолог. Или был геологом. Но с тех пор прошло почти двадцать лет.

— Мне сначала надо разобраться с Ханне, а потом я займусь Клаусом. — Кронберг говорил об этих двух пропавших так, будто они уже стали его добрыми друзьями. — Все равно спасибо за информацию. Любая помощь сгодится.

— Ладно.

— Слушай-ка, а ведь этим делом не ты занимаешься?!

— Нет… Вообще-то не я…

Вроде бы, Кронберг не придавал особого значения своему вопросу, но Валманн вновь почувствовал себя на крючке.

— Но ты же вроде бы знаком был с этой семьей?

— Да. Много лет назад.

Те же самые грабли: он не мог самостоятельно расследовать дело Хаммерсенгов, однако из-за того, что он был знаком с ними, его постоянно мучили вопросами об этой семье. Ему не разрешали принимать участия в расследовании, чего ему так хотелось. Его втягивали в это дело, но не он отвечал за последствия. Тут в дверь просунулась голова Акселя Фейринга, и разговор прервался.

— У тебя есть минутка?

— Конечно.

Попрощавшись с Кронбергом, Валманн чуть резковато положил трубку. У них было не принято вот так врываться в кабинет старшего инспектора полиции и отрывать того от телефонного разговора. Даже если и сам инспектор был не прочь этот разговор побыстрей свернуть.

Зайдя внутрь, Фейринг бодро огляделся, словно оценивая кабинет.

Вот гаденыш, уже примеряется к моему месту, подумал Валманн.

— У нас появилась дополнительная работа в той хижине, — начал он, и Валманн уже приготовился выслушать жалобы на недостаток рабочих рук. Но Фейринг заговорил о другом: — Вообще-то похоже, что наши старания даром не прошли.

— Вот как?

— Мы уже кое-что обнаружили. Три дозы кокаина.

— Вот как? И где же?

— Под матрасом.

— Еще что-нибудь?

— Уйма отпечатков пальцев, в том числе на свечных огарках. Мы их прогоним по базе данных преступников, — может, будут совпадения. Что касается тела, найденного в лесу, это не поможет: там уже не с чего брать отпечатки.

— Да, конечно… — От мысли об обглоданных костях, разбросанных по лесу, у Валманна слегка свело живот.

— Но мы проверим пятна на полу перед печкой — возможно, это кровь. А вообще там довольно тщательно прибрались.

— Да, мне это тоже бросилось в глаза. Вы осмотрели туалет?

— Десерт мы оставим напоследок… — Спокойно улыбнувшись, Фейринг поморщился. Надо же, чувства юмора, хоть и своеобразного, он не лишен.

— Может, мы найдем здесь след, который выведет нас к нашему приятелю из леса? Как по-твоему?

— Трудно сказать. А ты как считаешь?

Оба они ходили вокруг да около, никто не хотел принимать окончательного решения, боясь, что потом останется в дураках.

— Может статься, он умер от передозировки. — Валманн решил высказаться первым.

— Именно. Но как? Не исключено, что измученный бедняга вломился в хижину, наглотался дури, выскочил в лес, свалился и сломал шею. Только вот…

В этот момент Валманн поднял руку:

— Там был еще кто-то. Тот, кто прибрался.

— Точно!

— И еще у него череп сзади проломлен.