— Фотограф! — воскликнул его отец. — Ты шутишь, Максимилиан! Члены нашей семьи не должны становиться художниками! На что ты будешь жить? Как будешь соответствовать своему положению? — У него был растерянный, почти несчастный вид. — В любом случае, на мои деньги можешь не рассчитывать, — добавил он, обиженно поджав губы.

Разговор произошел после возвращения Макса с занятий по рисованию на их виллу в шикарном квартале. Макс пришел в мятой рубахе и пыльных туфлях, его пальцы были в чернильных пятнах. Его отец хорошо умел дать сыну почувствовать себя глупым.

Взгляд Макса упал на фотографию старшего брата в военной форме, который был сбит во время воздушного боя. Он был награжден самой престижной прусской наградой — украшенным голубой эмалью крестом «За заслуги». Серебряную рамку обрамляла черная траурная ленточка. Макс, как будущий фотограф, всегда считал этот портрет статичным, а красивое лицо брата — инертным. В нем отсутствовала душа Эрика фон Пассау. Глядя на эту посредственную работу, никто бы не подумал, что его брат был одним из самых ярких мужчин, чья внезапная смерть показывает всю суетность человеческого существования.

— Теперь, когда твой брат мертв, ты несешь ответственность, Максимилиан, перед семьей и перед родиной. Я требую, чтобы ты хорошенько подумал. В отличие от того, что ты думаешь, жизнь — это не развлечение, — заключил Фрайхерр фон Пассау.

Сухопарый, с седыми висками, отец Макса был стройным мужчиной с осанкой кавалериста, который, как никто, умел использовать голосовые модуляции для того, чтобы убедить собеседников. С XIV века их род царил на прибалтийских равнинах среди озер, обдуваемых морскими ветрами. Древность и известность семьи, надлежащее образование, женитьба на богатой девушке из высших слоев общества дали ему финансовое благополучие. Он принадлежал к дипломатам старой бисмаркской закалки, способным на дипломатические тонкости и обладавшим даром убеждения. Он очень рассчитывал на своего старшего сына.

Талантливый скрипач, любитель красивых женщин, жизнелюб и умница, Эрик был воплощением родительских надежд. Он погиб в самом расцвете молодости, имея на счету семнадцать воздушных побед. До этого момента Макс рос под тенью старшего брата и был молчаливым и мечтательным человеком. Темные волосы и глаза, унаследованные Максом от затесавшегося в их родословную выходца из Пьемонта[12], отличали его от вызывающей белизны Эрика. Братья, тем не менее, обладали похожей осанкой, уверенным профилем, крепким сложением и губами гурманов.

Приписанный к эскадрилье «красного барона» Манфреда Фрайхерра фон Рихтофена, Эрик отличился в боях, как и его товарищ Герман Геринг, который и взял на себя грустную обязанность сообщить родным о его смерти. В тот день в первый раз в жизни, видя согнувшееся под тяжестью горя тело отца, Макс понял, что теперь он приговорен жить за двоих.

С самого сурового детства он желал свободы, хотя и не знал, для чего именно она ему нужна. Он не был счастлив, хотя никому бы в этом не признался. Равнодушные родители, бесцветная мать, сгоревшая от испанки[13], умные учителя, пансион со строгим расписанием и дортуарами на четырнадцать коек, нехватка полноценного питания, отсутствие настоящей дружбы, которая могла бы осветить те мрачные дни. Позже он поймет, что его молодость прошла неправильно. Жизнь, состоявшая из занятий, мечтаний, энергии, о которой он не только догадывался, но и которой пугался, не походила на жизнь других детей. В отличие от товарищей он не был захвачен войной: не следил за немецкими победами, количеством погибших и взятых в плен, наступлениями и контрнаступлениями, не читал сводки, приходящие с фронтов, которые учитель каждое утро вывешивал на черной доске. Для большинства подростков эта планетарная ярость была своеобразной игрой в солдатики под открытым небом в натуральную величину, одновременно волнующей и дурманящей. Форма опьянения, первая в их жизни и, стало быть, наиболее запоминающаяся. Но Макс переживал войну как наказание. Она лишила его единственного места, где он чувствовал себя по-настоящему дома: их поместья в Восточной Пруссии с капризным небом, отражающимся в озерах, блестящих, как зеркала, с ночными криками сов, соленым запахом Балтики, шепотом ветра в камышах и опьянением свободой, которую он навсегда сохранил в себе.

Макс устоял перед давлением отца. Заканчивая школу, стал брать уроки рисования, перед тем как поступить в Бохаус. Среди студенческого возбуждения, контактов с преподавателями, высланными из слишком авторитарной Венгрии, таких как Мохоли-Надь, который ратовал за новое видение в искусстве, фотомонтаж или фиксирование разных видов, он научился выбираться из своей скорлупы, и каждый раз это воспринималось как победа одинокого подростка. К его большому удивлению, отец не отвернулся от него. Было ли это от недостатка твердости? Или от того, что Эрик погиб и у Фрайхерра фон Пассау не хватило духу потерять второго сына? Они продолжали встречаться, хотя отношения стали натянутыми, церемонными, с отпечатком показной вежливости, что не могло не забавлять Мариетту во время семейных обедов. Зато барон сдержал слово, не дав сыну ни пфеннига.

Внезапно Макс посмотрел на часы и вскочил на ноги. У него была важная встреча. Журнал «Die Dame» заказал ему фотографии коллекций одежды некой Сары Линднер, которая вот уже несколько месяцев восхищала молодых берлинок. Теперь из-за пустой мечтательности он может прийти с опозданием и его карьера закончится, так и не начавшись.

Через час Макс спускался быстрыми шагами по Вильгельмштрассе с картонной папкой под мышкой, в которой лежали образцы. По пути он думал, как его отец проводит дни в этом квартале, где много официальных зданий с красновато-коричневыми фасадами, где находятся министерства юстиции, финансов и иностранных дел. Расположенная неподалеку от Рейхстага и Бранденбургских ворот спокойная и тихая улочка власти, спрятавшись под фонарями, выглядела почти провинциальной. Макс почувствовал, что волнуется. Что за птица эта Сара Линднер? Не осложнит ли она ему задачу? С тех пор как она наложила свои коготки на часть коммерции в универмаге своего отца, ей сопутствует постоянный успех. Макс боялся конфронтации с капризной дамочкой, которая наверняка станет давать ему советы. Да, она способна рисовать эскизы платьев, талантлива в обращении со швейной иглой, но разве она может хоть что-то понимать в его ремесле?

В глубине души Макс презирал женщин. Беспокойные и непредсказуемые, полные уверенности и всегда спешащие, они не задерживались на одном месте. При общении с Мариеттой и ее подругами ему казалось, что он задыхается. Женщины Веймарской республики танцевали в кабаре, курили на террасах кафе, занимались любовью втроем и бахвалились этим в своих женских клубах. Студентки, служащие, художницы, медички, работницы кинематографа, продавщицы, танцовщицы, стенографистки, телефонистки, фотографы, швеи — все они были душой метрополии. Они любили скоростные автомобили, шимми и фокстрот. Они были и царственными, и опасными. Однако, несмотря на все свое неистовство, эти женщины не были воплощением беззаботности. Напротив, они больше других доставляли хлопот.